гоняются за властью и славой, купцы – за богатством, люди попроще держатся за жизнь – для них это семья и какой-никакой достаток… Все ради чего-то.
– Ради чего ты? – спросил кабальеро.
– Я спросил первым!
– И первым ответишь.
Пабло задумался.
– Пожалуй, ради своей семьи, – наконец ответил он.
– Но ты был солдатом!
– Был! После того как ты присягаешь королевству, берешься за оружие во имя королевства и за королевство же люди короля тычут в тебя пиками, верить в королевство я перестал. Семья – это последнее, черт возьми, что по-настоящему есть у человека, что не предаст! Я нашел своих людей и живу ради них.
Вальехо говорил с жаром. В памяти его встали события двадцатилетней давности – одна из войн, столь редких на Острове. Когда старый король умер, не оставив наследников-мужчин, внезапно явившийся с Материка герцог Фердинанд Молниеносный – дальний родственник покойного государя – заявил свои права на трон. Герцог подкрепил свое слово шестью тысячами наемников, и наследование обрело скверное сходство с завоеванием.
Алькальд Западного удела не признал новоиспеченного короля, но что могла одна терция против шести тысяч? Непокорных разгромили в неравной битве, и рядовой пикинер Пабло Вальехо чудом остался жив, хотя не вполне невредим.
– Теперь твой черед, – сказал он.
– Что ж, изволь. – Дон Карлос поднялся и медленно обошел камеру кругом, дернул решетку – та не поддалась. – Признаюсь, мне неизвестно ради чего. Тут не ради чего-то. Скорее – наперекор всему.
– Это как?
– Очень просто. Когда тебе не нравится то, что творится вокруг, но ты даже не догадываешься, как это изменить. А хоть бы и знал – сил все равно недостаточно. Тогда следует сопротивляться, чтобы после не винить себя в сдаче без боя!
– Точно как мы двадцать лет назад, – вздохнул Пабло.
– Я тогда был ребенком, – проговорил дон Карлос. – В моем родном Северном уделе земли мало, зато каждый третий – идальго. Может, поэтому их устремления на поверку простонародны – когда достаток под сомнением, не до спеси. Даже родовое имение становится обузой, не принося ничего, кроме хлопот. Потому все стремятся на государеву службу в столицу или хотя бы в Срединный удел. Отец хотел бы видеть меня чиновником при дворе короля – неважно какого. Но я желал быть воином и настоял на своем.
Стоит ли говорить, – продолжил рыцарь, – что нужда притащилась за мною в столицу. Жалование гвардейца не покрывает его расходов, это знает каждый в Королевской Сотне. Тогда наперекор нужде да еще безразличию короля – он ведь числится капитаном собственной гвардии… – Кабальеро умолк и закрыл глаза. От дурных воспоминаний словно вернулась утихшая боль в голове.
Солнечный свет изливается с полуденного неба; он отражается от белых стен домов, окруживших площадь, и кажется, что солнце светит отовсюду, и некуда спрятать глаза. Хочешь – подставь их нестерпимому свету,