сам алькальд Южного удела. Удастся ли докричаться до них, остановит ли множество важных сеньоров беззаконную казнь?
Ближе к площади улица становилась шире, и число встречных людей прибавилось. Они глазели на два десятка помятых и угрюмых мужчин в окружении стражи с любопытством, иные – даже с состраданием. Дон Карлос, как ни старался, не увидел в толпе глумливых взглядов, зато услышал немало бранных слов – те предназначались стражникам. Народу прибыло – теперь к месту казни пришлось пробиваться.
– Р-разойдись! – Лейтенант альгвазилов нахлобучил высокий шлем и первым вломился в толчею, именем короля ругая и расталкивая встречных.
И тут до слуха дона Карлоса донесся шум с площади. Кабальеро готов был поклясться, что это не звук праздничной, разгулявшейся толпы. Во время войн на Материке ему не раз доводилось штурмовать крепости или самому сидеть в осаде. Дон Карлос видел падение городов и знал, как шумит многолюдный погром – точно так, как шумела сейчас приблизившаяся площадь Трех Сеньоров. К крикам примешивался стук дерева и лязг металла, конское ржание, гул большого пламени. Порыв ветра швырнул в лицо горький запах дыма.
– Что там? – спросил дон Карлос у ближнего стражника.
– Бог его знает, – растерянно пробормотал тот и зачем-то полез в кошель, висящий на поясе. Взгляд дона Карлоса скользнул вслед за его рукой – и в то же мгновение зацепился за эфес даги, торчащей за поясом альгвазила.
Дага принадлежала дону Карлосу и досталась ему в подарок от отца, а тот некогда получил ее от деда. Прямой клинок в полтора фута длиной чуть сужался к острию, мощное перекрестье надежно защищало руку хозяина. Длинный кинжал или короткий меч, прекрасное оружие для боя в тесноте, где не разойтись эспадой. Откованный не меньше сотни лет назад, верой и правдой служивший своим хозяевам-рыцарям в схватках на суше и на море… Знал ли увалень-альгвазил, какое сокровище он столь пошло засунул за пояс и, верно, собрался пропить сегодня же вечером?!
Между тем шум приближался – нет, он мчался навстречу, подобно знамени над головами толпы. И казалось, что тот самый шум воодушевлял толпу не хуже знамени, что в бою воодушевляет войско. Людское море вокруг подхватило его – и взъярилось в мгновение ока.
Впереди замелькали неяркие при свете дня, но заметные черными хвостами дыма факелы – их становилось все больше. За ними в воздухе подскакивал, точно стараясь проткнуть небо, целый лес не самых праздничных орудий. Были там шесты и молотильные цепы, вилы и копья, топоры и алебарды. На длинной пике красовалась чья-то голова.
Альгвазилы вокруг растерялись, не зная, что предпринять, – а толпа уже нахлынула на них всей тяжестью. Стражникам даже не дали выставить копья – поток людей вмиг разнес стражей и осужденных в разные стороны, подхватил и повлек за собой, не давая даже подумать о сопротивлении.
Огромной силы