я не знаю… если можно… наверное.
Никита уже не рассчитывал на то, что у него появится друг. Хоть и девчонка. Он не планировал совместные прогулки. И всё же охотно желал развеять своё одиночество. Тем более она жила неподалёку от него в пятиэтажке.
Тая рассмеялась, толкнула Никиту в плечо.
– Тогда пойдём!
Дождавшись нужного сигнала на светофоре, Тая пошла по пешеходному переходу. Никита улыбнулся, не веря в происходящее, зашагал следом. Он словно попал в сказку или в параллельный мир, где у него есть друзья и нет проблем. И всё в этом мире с самого утра такое яркое, такое прекрасное. Если не учитывать инцидент с Эдиком – да и то всё закончилось хорошо. Даже снег кажется белее, чем вчера. И вообще, кажется, жизнь налаживается!
* * *
Эдик дрожал. Но его дрожь не от ледяной воды, которой окатил его этот слизняк Леманн. Зубы стучали, бесконтрольно ударяясь друг об друга. Дрожь пробегала то по спине, то по локтям, а иногда спускалась к ногам, заставляя колени непроизвольно подёргиваться. Мать стояла перед ним, прислонившись к столу, она пронзительно смотрела на него укоряющим взглядом, проникая в самую душу, будто высасывая всю его энергию.
– Итак, засранец! Твои действия, вызванные не от большого ума, уже перешли все границы. Ты понимаешь, что из-за тебя, гадёныша, может пострадать моя репутация?! Становится сложнее держать в тайне, что ты, к великому сожалению, мой сын. И даже несмотря на то, что у нас разные фамилии, некоторым нетрудно будет догадаться, что у тебя она отцовская. Ты думаешь, мне было легко получить это место? Да я, между прочим, из-за него совершила то, за что, возможно, ещё поплачусь! Но ты же у нас самый умный! Ты думаешь, я не знаю всех твоих выходок в школе? Да я всё знаю и всё вижу! Каждый твой шаг я предвижу. Одного не пойму: сколько ты ещё будешь мне гадить? Может, тебя перевести в интернат для особо одарённых, чтобы о тебе позаботились? Там и проявишь себя во всей своей придУрости. Что молчишь, язык проглотил? Соплями своими весь пол мне испортил, – директор отпрянула от стола, обошла его и села в своё кресло.
Эдик поднял голову, но посмотреть на мать он не осмелился, протёр нос мокрым рукавом. Ему с трудом удалось подавить поток слёз, пытающихся вырваться наружу и залить ему глаза. Он сдержался, он снова смог это сделать, и даже легче, чем в прошлый раз. Когда мать его отчитывала за избиение старшеклассника. Он мог бы легко ей напакостить, рассказав всем, что она его мать, но никто не поверит, да и что его слово может против её слова – слова директора школы? Даже если он скажет, что у него просто фамилия отца, а у неё девичья. Это ещё нужно доказать. А зачем? Зачем ему такая мать? Она же его ненавидит. И держит в этой школе только ради контроля. Почти невозможно держать в себе те эмоции, ту боль и зло, что так давит внутри него. Но если он позволит это выплеснуть перед ней. Если он скажет ей всё, что думает. Она снова закроет его в пустом гараже на три дня. В помещении, где он будет спать на холодном бетонном