рано или поздно приходит конец.
– Эдик, что тебе нужно от меня? Почему ты постоянно докапываешься до меня? – Никита вцепился в лямки своего портфеля, висящего за спиной на плечах.
Эдик впритык подошёл к Никите, упёрся в него пузом и сверху вниз сверлил взглядом. Никита шагнул назад не от страха, а от разящего свитера Эдика – резкого запаха кислой селёдки.
– Понимаешь, Леманн, ты меня бесишь! А ещё мне скучно, – Эдик оглядел своих дружков, стоявших по правую и по левую сторону. Ухмыляясь кривым маленьким ртом, скорее всего из-за его пухлых щёк. Они сдавливали тонкие губы, не давая им расплыться в улыбке. Уставился на Никиту.
– А я здесь при чём? – осторожно спросил Никита. – Я тебе ничего не сделал!
– Ты клоун, Леманн! Ты вонючий клоун.
Длинный стоял справа, не сдерживаясь, вульгарно хохотнул. Никита чуть было не улыбнулся, подумав, что вонючка как раз Эдик.
– Это точно! Ты посмотри на себя, чучело, – пробубнил Гера и отвесил Никите подзатыльник. Желание улыбаться у Никиты тут же пропало.
– Не порть мне веселье, Леманн. Подними тряпку и дай мне.
Никита опустил глаза, у его ног лежал грязный лоскут, но поднимать он его не хотел, как бы страшно сейчас ни было.
– Я не буду её поднимать!
– Спорим, будешь, иначе ты поплатишься своим здоровьем.
– Нет.
– Что нет? – Эдик непонимающе таращился.
– Я не буду поднимать эту долбаную тряпку.
Эдик вопросительно взглянул сначала на Длинного, потом на Геру.
– Да он борзый! – оскалился Гера, переглянувшись с Эдиком.
– Парни, оставьте меня в покое, – жалобно произнёс Никита.
– Слушай сюда, заморыш, такие жалкие людишки, как ты, недостойны учиться со мной в одном классе. Я сын Одина, ты понимаешь, что это значит, слизняк?
– Значит, твой дом – психушка, – Никита улыбнулся, глядя в тусклые глаза Эдика. Но улыбка быстро исчезла. Никите показалось, что глаза Эдика наливаются кровью, а широкие ноздри раздулись, как паруса.
В классе раздался смех.
– Ты что, сморчок, страх потерял? Я бог войны, – Эдик, разъярённо пыхтя, наклонил голову ближе к Никите. Злобно заглянул ему в глаза. В этот момент Никита понял, что селёдка была с луком.
– Ага! А мы его братья, – буркнул Длинный, шмыгнув носом.
– Я уже было подумал, что вы соседи по палате, – в этот раз Никита не улыбался. Его колени незаметно дрожали. Он прекрасно понимал, чего будут стоить ему эти слова, но сдержать себя так и не смог.
Класс снова хохотнул, словно это не школа, а театр, а сцена у доски, вовсе не у доски – комедийный спектакль на большой сцене.
– Умного включил, остришь? Ничего, сейчас я это дело быстренько исправлю. Представляю вашему вниманию молот бога войны – мой кулак, – Эдик на публику раскачал руку, сжатую в кулак. Размахнувшись, ударил Никите в солнечное сплетение.
Согнувшись,