в очередной драке с Эдиком. В тот роковой день досталось и самому локтю, кажется, что его до сих пор жжёт от одного только воспоминания. Затем небрежно стянул с головы вязаную шапку, бросил её на верхнюю полку и задвинул зеркала.
Отражение в раздвижных дверях гардеробной у Никиты вызвало только отвращение. Ему никогда не нравилось то, что он видел в зеркале. Чёрные соломенные волосы торчали во все стороны, щёки пылали огнём. Но раздражало его не это безрадостное лицо, а родимое пятно с горошину на правой щеке. Как бы метка неудачника или чего хуже. Но всё же он выглядел приятней Эдика. Никита хихикнул, нарушив тишину в прихожей. На того-то точно без слёз не взглянешь. Он поднял брошенный у двери пакет. Стараясь не создавать шума и шелеста, через гостиную направился в кухню-столовую. Тишину нарушали только шоркающие джинсы – штанина об штанину. В гостиной на кожаном диване эмбрионом лежал отец. Никита осторожно пробрался вдоль гостиной, мимо полутораметрового телевизора, прикреплённого к стене, вошёл в кухню. Открыл двухдверный холодильник «Хайер», поставил бутылку молока. Это всё, чем он был заполнен в данный момент, не считая старых приправ, оставленных мамой, с лучших времён. И пустой литровой упаковки апельсинового сока. Было время, когда в правой дверке стояли соки, а в левой разные приправы. Внизу, в ящиках, лежали овощи и фрукты. Рядом на полках мясные блюда, то, что оставалось с обеда, а выше торты, пирожное и йогурты. Никита сглотнул слюну. Перед его глазами стоял огромный холодильник, а в нём одна бутылка молока и какие-то столетние приправы. На месте овощей – шелуха от лука. От воспоминаний ему захотелось облизнуться и закрыть холодильник. Так он и поступил.
Допив остатки сока, бросил бумажную упаковку в мусор. Хлеб оставил на обеденном столе из массива дуба, расположенном у двух окон, которые выходили на террасу. Никита, вскользь бросил взгляд в окно, прикрытое занавеской с кружевами. Затем по итальянской, цвета венге, с красными вставками в дверках кухонной мебели со встроенной техникой. Кухня-столовая имела два входа: один в гостиную, через арку напротив кухонного гарнитура. И дверь, ведущую в холл, напротив окон и обеденного стола. Стараясь не беспокоить отца, он на цыпочках прокрался в свою комнату. Но уже не через гостиную. Никита прошёл через холл, мимо санузла. Двери его комнаты и кухни располагались друг против друга в конце длинного узкого холла, заканчивающегося санузлом.
Никита повернул защёлку, прижался ухом к обклеенной вырезками из автомобильных журналов двери. Прислушался. Только бы не разбудить отца! Ни шороха. Жуткая тишина его нисколько не удивляла, не беспокоила. Последнее время тишина стала нормой. Лишь звон в ушах порой нарушал эту закономерность. Но и к этому он почти привык. Хотя звенели они нечасто, но пугающе. В очередной раз ему удалось пробраться в спальню, не разбудив отца, видимо спит крепким сном. Да и какая теперь разница, сейчас он в своей комнате, в надёжном убежище, где секреты хранят безмолвные