вежливо пожелала Наталья, – я пойду в свою комнату, не буду вам мешать отдыхать.
– А ваша комната сейчас занята, – вдруг более живым голосом заметила невестка, приподнимаясь. – Там наша с Митей спальня.
– И какая же будет теперь моя? – неприятно поразилась Наталья, остановившись на пороге.
– Ну… поселитесь пока с Александрой в одну комнату.
– Не пойдёт, Елизавета Егоровна, у меня четверо детей, и с двумя из них я сплю вместе. Так что извольте выделить мне отдельную комнату.
Хозяйка нарочито вздохнула и встала.
– Хорошо, занимайте дедушкин кабинет. Я распоряжусь, чтобы туда принесли ещё одну кровать для ваших детей.
– Благодарю, – грустно-насмешливо поклонилась Наталья и отправилась на второй этаж. На сердце у неё стало ещё горше.
До шести лет Наталья жила в этом доме вместе с дедушкой – Афанасием Николаевичем. То время теперь вспоминалось будто короткий, но сладкий и счастливый сон.
Когда-то было время, когда у дедушки не имелось другого желания, как только угодить любимой внучке. Казалось, что и слуги были озабочены тем же. Все желания Таши исполнялись почти мгновенно. Из-за границы выписывались лучшие платья – от нарядов ломились сундуки. Покупались самые интересные игрушки, куклы, которых не было не только во всей округе, но и, пожалуй, во всей Москве. Для своей любимой внучки Гончарову было не жалко никаких денег. В один миг всё это кончилось… Мать забрала её в Москву, и жизнь Таши превратилась в кромешный ад, который она до сих пор вспоминала с содроганием. Сначала была разбита кукла, потом соболья шубка разрезана на кусочки… А вскоре за живость, за весёлые шутки и проказы Наталья стала получать пощёчины, и быстро, очень быстро поняла, как надо разговаривать с матерью, чтобы не злить её. Правда, Наталья Ивановна оказалась весьма недоверчивой воспитательницей и не верила даже хорошему поведению младшей дочери: "Слишком уж покорна да тиха, – кому-то жаловалась она за приоткрытой дверью, – не верю я в такое послушание."
Ах дедушка, спасибо тебе, родной… Незадолго до смерти он сделал ей последний подарок – принял Александра Сергеевича, когда они уже были помолвлены, и устроил ему здесь, в Полотняном заводе, незабываемый день рождения… Нет, вспоминать об этом счастливом времени не было душевных сил, да и возможности тоже – дядька Никита тихонько постучал и почтительно спросил:
– Барыня, кудыть кровать-то ставить?
Наталья вздохнула – надо жить дальше.
К обеду Елизавета Егоровна внезапно ожила и даже приоделась. Наталья, хоть ей было не до невестки, успела заметить, что новое ситцевое платье было почти такое же неопрятное, однако на плохо расчёсанных волосах хозяйки, свисая на лоб, красовалась бриллиантовая фероньера, которую положено было одевать только с вечерним нарядом.
– Вы куда-нибудь собираетесь ехать? – не выдержала Александра, заметив подобную нелепость в платье невестки.
– Нет, – поджала губки Елизавета Егоровна, – не носить же мне чёрное платье, как Наталья