перья Эрешкигаль красным.
– Уже посмела. Вразуми наследницу чтить свой долг. Или я сделаю все сам, когда вернусь. Я сам выберу ей муж самого омерзительно демона из всех возможных. Такого, как Ламашту.
Эрешкигаль задели упреки супруга в том, что дочь непокорная бунтарка. Возраст в три тысячи лет всего лишь переходный. Будучи юной, Эрешкигаль сама проверяла мир на прочность, но дочь ее обскакала.
После опыта с кувшином, полным кипяченой смолы, вопросы Ралин не уменьшились. Сначала она интересовалась болезнями и страхом, эпидемиями и мором. Она спрашивала почему люди не выживают если при занозе им вырывать ее вместе с рукой? Почему они не дышат под водой? А почему не парят по небу и умирают в муках? А что такое боль, голод или жажда?
Но позже Ралин стала повторять один и тот же свой вопрос, на который Эрешкигаль не знала ответа: что значит любить, как любят люди?
Ралин, как остальные боги, не умела чувствовать боль. Она была бессмертной – дочерью царицы мертвых и повелителя войны и мора. Души мертвых окружали Ралин с рождения, но ее никогда не интересовала «после», ей было интересно одно лишь «до».
Как жили души там, на поверхности, пока не были призваны в Иркаллу? Чего хотели, о чем мечтали или боялись? Ралин плохо умела бояться или радоваться. Все было одинаковым. Маленькой она умела плакать, но взрослея… разучиалсь. Все стало серым. Таким, как мир Иркаллы.
По-своему он был прекрасен. Своды так высоко, что не разглядеть – а что там за всеми этими парящими валунами и пылевыми бурями? Что за пепельными ураганами и сожжёнными в тлен останками душ?
Ралин могла годами возлегать на сером холме и любоваться неумелыми полетами мертвяков, получившими крылья. Ее крылья тоже были серыми, да еще и кривыми. Остальным она говорила, что взъерошенными они остались после опыта со смолой, но Ралин знала – она с такими родилась.
В Иркалле серое всё. И дворцы, и пища, и вода, и небо. Которого нет. Но где-то там есть серый купол, за которым яркий смертный мир.
Может быть, боги специально создали его таким прекрасным? Если ты бог – смотри тысячелетиями в сплошную серость. А если смертный – вот тебе сто лет со всеми красками вселенной под ногами.
Ралин прогнала ладошкой пылинки, скопившиеся на ее красных прядях.
Она смотрела на парящих выше нее мертвяков, часто брякающих серыми короткими крылышками.
– Жаль, что вы не помните свою жизнь «до».
Много раз она спрашивала мертвяков: что такое счастье, какие у них были мечты и что такое боль, а слезы? Слезы – это что?
Но мертвяки помнили лишь свои имена. Заполучив клинописные таблички с крыльями, они парили над Иркаллой, трудясь во благо царицы в ожидании перерождения.
Ралин не нужно было быть богиней, чтобы понять – она следующая царица Иркаллы. Случится то, как только мать передаст ей диадему семи смерчей. Она обещала сделать это на четвертое тысячелетие дочери. И тогда наступит очередь Ралин выслушивать стайки лук с молитвами, диктовать писарям имена вновь прибывших, чтобы те обрели серые крылья и загробный