растянувшись от уха до уха.
Ил брезгливо поморщилась, когда Худу начал выковыривать щепкой козлятину из щербины между передних зубов, и убежала к старику аппе.
Старик не был ей кровным родственником, но никогда не прогонял, а всех седых мужчин в Эбле звали «аппа», что означало «старый мужчина», ведь слова «дедушка» в эблаитском не существовало.
Аппа, к которому убежала Ил, давно уж не различал лиц ребятни, что дергала его за сумку-бурдюк из высушенного бычьего желудка. Каждому давал он ответы, если мог расслышать, о чем его спрашивают. Ведь слух давно не тот, зато зрение зорче, чем у степной лисицы, науськанной царским патрулем.
Аппа по имени Рул слышал возгласы девочки сквозь дремоту, но никак не мог сосредоточиться на ее вопросе.
Его волновало совсем другое.
Сегодня, хотел Рул или нет, случился сотый закат. Одним едины все эблаиты, месопотамцы или египтяне – богач или бедняк – время заберет их всех. Один закат, сто или тысяча… и вот уже видны врата в Иркаллу.
В Иркаллу Рул давно бы мог отправиться. На птичьем алтаре не оставалось места, куда он мог воткнуть новое перо, а счет им Рул не вел. Больше тридцати чисел не знал, а ежели прожил больше тридцати годов – то уж удача.
Рул же прожил по тридцать уж четыре раза.
Но сто закатов тому назад случился с ним припадок. Уж не бесячая ли одолела, думал Рул.
Ровно в сотый раз сегодня солнце прикоснулось к алым дюнам своим золотистым боком, окрашивая пески кровавыми лучами-реками. Сотый закат с той самой встречи, случившейся возле оазиса, когда Рул впервые не поверил своим глазам, решив, что не заметил, как помер во сне да отбыл в Иркаллу.
Таким невероятным явилось к нему то, что он увидел.
Точнее – та. В придачу видение оказалось с крыльями.
Дело было так.
Солнце готовилось стряхнуть ночное одеяло дымки, когда на поношенных сандалиях Рула выступила влажная роса. Спать бы еще с час, но старику приспичило по той нужде, которую только деды́, да новорожденные терпеть и пяти минут не могут по ночам.
Окинув взглядом стадо коз – тихое и чуть колышущееся, словно серая рябь на спокойной воде Нила вдоль берегов Египта, которую Рулу довелось поведать половину жизни назад, он побрел в сторону оазиса, радуясь, что ничем не потревоженное стадо тихо дремлет, и что ни одного козленка за выпас Рул и его люди за поход не потеряли.
Вот тут-то, возле оазиса, и случилась встреча с незнакомкой.
Рул готов был кляться пятью сотнями богинь и богов, пасть ниц пред алтарем Эрешкигаль, принося в жертву самого дорого козла из стада, но повторил бы снова и снова увиденную им правду. О том, как глаза его упёрлись взглядом в девушку среди песков великой матери пустыни. Девушку с серыми растрёпанными крыльями, из которых при каждом сделанным ею махе, рвались пылевые смерчи.
Та девушка поднялась на крыльях из оазиса недалеко от места, где кочевники устроились со стадом на ночь. Оазис был ниже уровня земли. Со стороны Эблы его защищала каменная гряда, потому попасть в оазис можно было только по воде и берегу.
Рул