Сядет в одном месте, вроде дышит, но не моргает. Глаза открыты, а сам-то сопит. Уж сколько раз ребятня прибегала с докладами, что отправился старик к Эрешкигаль, но Рул каждый раз просыпался.
Теперь вот, утверждал, что видел деву на крыльях, да еще и с пылевыми смерчами.
Рул то снимал, то снова надевал на голову шапку, сделанную из половинки улья. Кажется, из-под нее вылетела пара пчёл, пока Рул чесал спутанные волосы, застревая скрюченными ногтями в колтунах.
Сонные пастухи перекрикивались:
– Ты сколько выпил забродившего молока-то, Рул?
– Бесячая у него…вона кроет!
– Ты еще про алую птицу расскажи, а! Ее ты хоть не видывал?!
– Не видывал… остолоп! – огрызнулся Рул. – А если увижу, – тыкал он рогоподобными кривыми пальцами то в одного, то в другого пастуха, – всем конец! И царю! И жрицам! И всей… всей, – обводил он руками людей вокруг себя, но что больше Эблы точно не знал, – всей Эбле настанет конец и будет она погребена под песками на тысячу лет! Алая птица сожжет города, словно и не было их! И вас до костей, и клинописи обернутся в камень!
– И точно, бесячая разыгралась… – оглядывался старший после Рула пастух. – Не от девчонки бесячей – ты хворь-то словил? Тысячи лет царство наше процветает, Рул. Хвала пятистам! Ты б лучше гимн Эрешкигаль читал. Мало ль, это она облаченная в серые крылья к тебе приходила!
Остальные совсем проснулись и в открытую потешались над аппой.
Ничего ему не оставалось, как развернуться и со всей своей старческой прытью человека, перешагнувшего столетний рубеж, бежать в город.
Рул собирался отыскать Ияри. Придерживая рукой шапку-улей, он раз за разом повторял слова, услышанные от девы, сказанные ею перед тем, как исчезла она в небе, окруженная смерчами. Что ждать от безграмотных пастухов? Если кто и поверит ему, то только Ияри!
– Повтори, Рул, – нахмурился Ияри, упираясь в клюку, – повтори очень медленно те слова, что услышал от девы.
Ияри был таким же аппой. Он подчинялся великим жрицам в главном зиккурате царства и обучал молодых прислужников, но все в Эбле знали – жрицы прислушиваются к Ияри. Может боятся, а может, уважают. Долго о жрицах думать тоже боялись.
Рул вдохнул полной грудью и медленно произнес:
– Иль алу стэ, – но такого языка он раньше никогда сам не слышал, – иль алу стэ, так сказала ты крылатая!
– Иль алуэс тээ, – поправил Ияри, но что-то во взгляде его осталось неспокойным, – это древний язык Месопотамии, Рул. На нем тысячу лет никто не говорит. Ты уверен? Ты точно услышал от нее эти слова?
Ияри уставился на кривые пальцы Рула, что без конца нервно поправляли шапку-улей на голове.
– Или от нее, или от моего говорящего козла! Что одно и тоже… все равно никто не поверил, Ияри. Но я видел, я видел ее, как вижу перед собой тебя!
– Опиши ее. Молодую деву. Как она выглядела, Рул?
– Почти дитя. Волосы серые и красные. Косами сплетены и ореолом вокруг головы-то! Совсем как в день, когда алое солнце превращается в тень. А крылья