что Джайлз Хильдебрандт изнасилует ее в гостиной на диване, задушит и закопает в огороде. Он был намного выше нее, костлявый, но сильный. Если бы не морщины, он и старым бы не казался; Пинки не сомневалась, что он бы с ней справился. Она была в хорошей форме, но это не значило, что ей под силу и умело драться.
– Я… знаете… в общем… если Лукаса нет дома, я не хотела бы вам мешать, – выдавила она из себя. – Это совсем несрочно. Просто оставлю ее здесь и… и вообще, мне все равно… нужно…
Одним движением руки он оборвал ее лепет.
– Это не проблема, – объявил он. – Лукас придет в любую минуту. Раз вы проделали такой путь, было бы жаль не подождать пару минут. Я не могу повести себя так негостеприимно.
У Пинки закончились слова. Он с ней разделается в два счета – это она осознавала; но его беспрекословный тон настолько ошеломил, что из ее рта не вырвалось ни слова в знак протеста. В следующее мгновение она как под гипнозом перешагнула порог.
Он отвел ее в свой кабинет. Книги были повсюду, причем книги классические – не на микродах, а действительно напечатанные на бумаге. Пинки не так много знала об этом, но даже ей было ясно, что бесконечное множество книг, которое она видела вокруг, стоило целое состояние. Резкий контраст предполагаемой цене составляло совершенное отсутствие порядка. Книги и ӧссенские свитки громоздились на полках вдоль стен, покрывали каждую горизонтальную поверхность и валялись в пыли на полу. Возможно, это было связано с тем, что мать Лукаса уже давно умерла. У профессора было много времени, чтобы поддаться холостяцким привычкам. Один момент, однако, был приятным: в комнате не было ни одного дивана, на котором можно изнасиловать и задушить. В конце концов, даже на полу не нашлось бы места на сексуальные оргии, не говоря уже о столе. Здесь невинную молодую девушку он мог убить разве что словарем.
Профессор освободил ей место на металлическом стуле, дизайн которого Пинки определила как типично ӧссенский; принес такой же ӧссенский… чай?.. с экзотическим приятным ароматом и обычное, ничем не примечательное земное печенье. Она откусила два кубических миллиметра. Ее рука сильно тряслась.
Каждой клеточкой своего тела она ощущала, как профессор Хильдебрандт садится в кресло за свой стол, кладет руки на подлокотники, затем голову на кожаную обивку и наблюдает за ней прищуренными глазами. Под ними были темные круги, которые она заметила только сейчас. Он сидел в комфортной позе, откинув голову, и совершенно не двигался. Его лицо выглядело безгранично старым, но в то же время сдержанным и отдаленным. Инопланетным. Ей сложно было представить, чтобы у него еще были какие-либо сексуальные желания. И желания вообще. Она предполагала, что раз он не оставил ее где-нибудь в прихожей, то хотя бы сразу же возьмется за свою работу и перестанет ее замечать. Но он смотрел на нее, и долго.
– Хорошо, – произнес он неожиданно.
Его решительный звучный голос так ее удивил, что она чуть не облилась чаем, но он ее испуг полностью проигнорировал.
– Должен признаться, информация,