печенья в ее потных пальцах превратились сначала в крошки, а потом в вязкую кашицу.
– Хорошо. Такой ответ меня полностью устраивает, – сказал, к ее удивлению, профессор Хильдебрандт.
Он встал и подлил ей чаю. Пинки обтерла пальцы бумажной салфеткой и нетерпеливо отпила.
– Итак, к делу. То, что я скажу, вы, скорее всего, в полной мере понять не сможете, но это не важно. Если будете стараться, со временем, возможно, вы что-нибудь осознаете, – проронил он и снова погрузился в свое кресло. – Теперь просто слушайте меня, Пинкертина. И отметьте в своей памяти. Я хочу попросить вас об одолжении, так как пришел к выводу, что вы – наиболее подходящая для этого кандидатура. В одном вопросе мне потребуется ваша помощь.
Пинки поперхнулась чаем. После неловких минут, заполненных смущением и кашлем, она опомнилась и осмелилась посмотреть на него.
Джайлз Хильдебрандт улыбался. Это была улыбка Лукаса, милая и без всякой остроты. Только потом она подумала, что он прилагал для этого все свои усилия.
– Лукасу уготована судьба, которую сам он никогда бы не выбрал, – продолжил он. – Пока он противится, но в конце концов ему придется смириться. Пусть он сейчас думает все, что ему заблагорассудится, это не изменит того факта, что будущее его – на Ӧссе.
Непоколебимая уверенность, звучащая в его голосе, настолько поразила Пинки, что она на секунду забыла о своей душевной буре.
– Почему?! Потому что так хотите вы? – выпалила она.
Ей вспомнились бумаги, заполненные этими страшными бессмысленными знаками, которые повсюду таскал с собой Лукас. Он учился даже в перерывах между тренировками, когда все остальные валялись на матах, отдыхали и болтали. Все так привыкли к этому, что никто уже не приставал к нему; постепенно и до непонятливых дошло, что, если так делает сам Лукас, с которым обычно весело, значит, дома ему приходится несладко.
– Может, вам не стоило заставлять его учить ӧссеин.
Улыбка исчезла. Глаза Джайлза Хильдебрандта сузились, и в них заблестела язвительность.
– Вот как! Я должен истолковать это так, что Лукас жалуется друзьям?!
У Пинки были достаточно хорошие инстинкты, чтобы это тут же замять… но, к сожалению, недостаточно хорошие, чтобы замять ловко.
– Вовсе нет! – выдала она. – Но стоит только посмотреть на бумаги, по которым он учится…
– Что?! Он носит их в школу?!
Если до этого ирония Джайлза Хильдебрандта лишила Пинки самообладания, то теперь от его тона она чуть не упала со стула. Он обжег ее таким взглядом, что она онемела от ужаса. А до этого она только что хоть немного опомнилась! Ее с трудом обретенное хрупкое равновесие таяло, как снежинка на плите. Пинки чувствовала, как в глазах снова скапливается пара гектолитров слез.
– Не плакать! – окрикнул ее нетерпеливо Джайлз Хильдебрандт. – Я буду разбираться с Лукасом, а не с вами.
Пинки разбила неконтролируемая дрожь.
– Вы не можете… я… я не хотела…