флаги и фейерверки шли нарасхват. Планета украшалась и убиралась, люди приводили в порядок свои дела. А как же, ведь после праздников начинался сезон отпусков, что делало их еще более долгожданными и приятными… В этом году все было, как обычно. Кроме одного. В воздухе витал, проникая в каждого, от президента до мойщика улиц, леденящий страх. И этот страх назывался Эпидемией.
С раннего утра на Центральную площадь Столицы, превращенную в гигантский зрительный зал, начали стекаться высокие гости. Они прилетали на собственных флаерах, стоянка для которых была устроена прямо у памятника Победы. К полудню здесь скопилось несколько тысяч сверкающих нагретым майским солнцем металлом летательных аппаратов различных модификаций, и мальчишки, гоняемые полицией, бегали между ними, воровато заглядывая в окна роскошных салонов. Поговаривали, что и мятежные колонии на время объявили перемирие и даже прислали на Землю своих представителей. Гремела музыка, мелькали разноцветные одежды снующих между рядами гостей киберов – разносчиков сладостей и напитков. Толпа мерно и лениво гудела.
На трибуне, установленной на высоте постамента памятника Победы, показались члены Международного Правительства и Президент, неустанно улыбающийся и машущий рукой. Зрители зааплодировали. Еще больший восторг вызвал у публики выход всеобщего любимца – Главного советника. Люди вскакивали с мест, кричали и бросали в сторону трибуны цветы. Ананд смущенно поприветствовал публику и уселся на свое место.
– Какой прекрасный день, – произнес сидящий рядом Министр финансов.
Ананд кивнул и проверил, на месте ли таблетки. Сегодня он снова чувствовал свое сердце, может быть. даже слишком отчетливо ощущал его присутствие внутри грудной клетки. Утром Миша позвонил и срывающимся голосом сообщил, что погиб Хабиб. В городе появилась Эпидемия, начались паника, и кто-то из бывших учеников направил к его дому толпу фанатиков. Хабиб был сильным и бесстрашным, и его потеря очень многое значила для него лично и для всего дела. Самое страшное, что потерю друга приходилось переживать на глазах миллиардов людей, следящих сейчас за празднеством во всех уголках Системы и Периферии. Ему хотелось побыть одному и почтить память погибшего без посторонних глаз, но протокол требовал его присутствия. Без Ананда Чандрана, любимца народа, праздник не был бы праздником.
– А теперь, дорогие гости, свое слово скажет наш уважаемый господин Ананд! – возвестил Президент и первым захлопал.
Ананд с трудом поднялся к месту произнесения речей, преодолев несколько десятков ступенек, устланных вошедшими в последнее время в моду ворсистыми коврами, неприятно пружинящими под ногами. Зрители перестали гудеть, приготовившись слушать напевный, проникающий в душу голос Главного. В тишине было слышно, как трепещут на ветру флаги и бумажные цветы.
Ананд не испытывал никакого волнения. Он привык произносить речи и никогда не готовился к ним заранее.
– Дамы и господа, – произнес он в полной тишине, – господин Президент, уважаемые члены Правительства, дорогие гости. Я с большим