мне, а взялся меня учить, хотя я его не просил об этом. И кто учит? Шофер моего начальника всего лишь!» Потом он выкурил еще одну папироску уже в комнате, и мысли потекли несколько иначе. Ведь говорил ей:
– Брось работать, возьмись за ребенка. На моей зарплате начальника отдела уместимся.
Так нет:
– Я не для того училась, чтобы с детьми сидеть. С детьми сидит няня, вот ее и наймем. А я – как ездила, так и буду ездить.
– Что ж, без тебя не справятся?
– Да, именно! Мне мой начальник так и говорит. Без вас, Тамара Ивановна, все дело застопорится, вы должны ехать обязательно.
Это была первая неожиданность для папы как для мужа. А на кровати лежал маленький комочек с двумя дырочками и тихо сопел. Его принесла няня, уложила спать и ушла.
Нянька – первый человек из низших классов, с кем я была вынуждена встретиться. Конечно, как девочка добрая или старающаяся таковой быть для бабушки, я бы хотела состоять в добрых отношениях и с няней. Но в юности, когда няня жила и работала кем-то в рабочем поселке, один молодец обманул ее. Чтобы не опозориться, она должна была скрыть беременность, сделала аборт, да неудачно, после чего и отдало ей на голову. Странный какой-то случай. Она уехала в город и стала жить сидением с детьми. Устраивалась няней, и все хорошее и дорогое, приготовленное ребенку, поедала в больших количествах. Она стала толстой, пожилой и раздражительной, а остановиться не могла.
Всё это было говорено соседке Галине Прокопьевне, с каковой она сошлась на кухне, работая няней, в собственные уши и не раз. А маму мою ее подноготная не касалась. С мамы на работе строго спрашивали, а она с няни спрашивала.
И что же получалось? Наготовленные мамой щи для няни и для ребенка – как стояли, так и стоят киснут. А красная икра на три дня для ребенка, по слабости здоровья ему нужная, – съедена дочиста. Мама сердилась и никак не могла взять в толк, как же это? Маме было обидно, мама чувствовала себя обманутой. После нескольких предупреждений пришлось с няней расстаться.
Мое рождение оказалось проблемой и для соседей, которые привыкли брать числом и бытом подавлять маму с папой. Но с моим рождением соседям пришлось все-таки подвинуться, а маме научиться отсобачивать соседку Галину Прокопьевну в ее же духе и на ее же уровне, чего я, как девочка добрая, и произнести даже не могу.
Соседи молча смотрели, как завешивают пеленками кухню, пропускали в туалет трехлетнего ребенка, а мама держала меня за ручку в коридоре и следила, чтобы не было провокаций. Словом, пришлось пройти школу коммунального героизма, которую мало кто достойно выдерживал. Пережил – и то достаточно. Конечно, в другое, вне естественных отправлений время, приходилось сидеть как в осажденной крепости, и слышать, как по коридору несется и улюлюкает противник.
– А еще интеллигентные люди! – слышалось из одного угла.
А из другого:
– Мы пришли как порядочные знакомиться, договорились дружить, выпили! А теперь вона как! И косыми не глядят! Значит, всё на словах было?
Папа