ты думал, что будешь иметь дело с сердобольным врагом.
– Нет, с самым жестоким, какого видывал свет.
– А с какой стати я бы питал к тебе хоть малейшую жалость? Разве ты пощадил бы меня, имей я несчастье попасть в твои руки?
– Богу не угодно было оказать мне такую милость; но за то, чтобы видеть твою смерть от моей руки, я отдал бы все на этом свете и свой жребий на том.
Клодас усмехнулся и, протянув левую руку, взял Ламбега за подбородок:
– Ламбег, – сказал он, помолчав немного, – кто с вами заодно, тот может похвалиться, что с ним рядом самый стойкий, самый бесстрашный потомок Евы из тех, что проснулись нынче поутру. Да, если бы ты дожил свой век, ты бы, верно, стал храбрейшим из рыцарей. Чтоб мне не видать Божьей помощи, если я хоть за все царство земное соглашусь предать тебя смерти! Правда, нынче утром ничто другое так не согревало мне душу, как моя месть; но она во мне остыла; прежняя моя решимость иссякла при виде того, как ты, еще такой юный, отдаешь собственную жизнь ради спасения твоих друзей и сородичей. И хоть я был бы рад избавиться от столь лютого врага, мне все же следует воздержаться от этого ради приязни к Фарьену, твоему дяде, который спас мне жизнь, когда ты едва не отнял ее у меня.
Тут он велел принести один из самых богатых своих нарядов в дар Ламбегу, но тот отказался его взять.
– Будем друзьями, – сказал ему король, – согласись остаться при мне и прими от меня наделы.
– Нет, Клодас; я уж подожду идти к тебе в вассалы, пока мой дядя к тебе не вернется.
Тогда король послал рыцаря за Фарьеном, который стоял у ворот Ганна в подвязанном шлеме, с глефой в руке и мечом на поясе, полный решимости дождаться Клодаса и убить его, как только узнает, что его племянник погиб.
Когда посланный привел его, Клодас сказал:
– Фарьен, я расквитался с вами: я простил Ламбега. Спору нет, ваша дружба была бы мне дороже всего на свете. Не откажите мне в этом; возобновите вашу присягу и возьмите обратно земли, которыми владели от меня; знайте, что я готов прирастить их любыми, какие вам и Ламбегу будет угодно просить.
– Сир король, – отвечал Фарьен, – я благодарен вам как одному из лучших королей за все, что вы совершили и еще совершите впредь. Я не отвергаю ни службы вашей, ни даров; но я поклялся на святых мощах, что не приму земель ни от кого, пока не получу добрых вестей о детях моего сеньора, короля Богора.
– Ну что ж! – промолвил Клодас, – берите ваши земли, не присягая мне; бродите сколько вам угодно в поисках детей; если вы их найдете, привозите сюда, и я вам отдам во владение их наследство, пока им не подойдет время носить оружие. Они дадут мне присягу, признают меня своим сюзереном, а вы последуете их примеру.
– На это мне идти не подобает, – сказал Фарьен, – может такое случиться, что я вынужден буду вторгнуться в ваши земли, и даже если отложить мою присягу, это будет супротив моего долга ленника. Я предлагаю вам другое: будут ли дети найдены или нет, но я обещаю не присягать никому иному, не известив вас.
– О! – воскликнул Клодас, – теперь я вижу, почему