возможно, попечительницы брошенных младенцев, приехали в заведение обсудить с новенькой девушкой возможные затруднения, о которых все хотят забыть.
Смутившись, я одернула платье.
– Все будут сторониться нас, Нелл, – в голосе примадонны звучало торжество, – как сторонятся поборников трезвости в таверне, и поэтому мы сможем заняться нашим маленьким секретным дельцем, оставаясь совершенно незамеченными.
– Почему ты считаешь, что дело будет секретным?
– Иначе Пинк нас просто не позвала бы.
– Какое гадкое имя. Может, подыщем ей другое, более подходящее?
Ирен улыбнулась и надвинула позаимствованный у меня чепец еще глубже на глаза. Она напомнила мне сумасшедшую торговку цветами в Ковент-Гардене.
– Не стоит. Имя – одна из немногих частиц правды, которые юная особа изволила сообщить нам о себе.
Я осмелилась принять участие в этом безумном маскараде только потому, что верный кучер Андре сам отвез нас в город и, со всеми возможными предосторожностями, встретил нас после операции, чтобы в целости и сохранности доставить домой.
Впрочем, назвать нашу поездку маскарадом было бы не совсем верно. Ирен оказалась права в том, что я и сама подозревала, исходя из прошлого опыта: выбери простой костюм, и никто тебя не заметит. Особенно в борделе. Меня лишь несколько расстроило, что мой повседневный гардероб оказался более чем подходящим для роли серой мыши.
Мы несмело постучали в дверь служебного входа. Когда женщина с лицом старой ведьмы рывком распахнула ее перед нами, Ирен, запинаясь, изложила наше дело на весьма грубом французском. (Впрочем, по моему мнению, все французское куда грубее чего бы то ни было английского, но я понимаю, что нелегко во всем следовать моим высоким стандартам.)
В сбивчивой речи подруги я распознала упоминание «молодой мадемуазель Розы».
Чего можно требовать от языка, в котором для стольких оттенков розового цвета нашлось только одно слово? Немногого, если вы спросите меня. Только умоляю, спрашивайте по-английски.
Нам позволили подождать в провонявшей чесноком и луком кухне. Полки были уставлены многочисленными стеклянными банками с непонятным содержимым, способным, судя по внешнему виду, вернуть к жизни монстра Франкенштейна. Соленые грибы вместо ушей? Корень имбиря вместо носа? Лук-порей вместо… ну не знаю. Может, бородавок?
В тусклом освещении Ирен представляла собой достаточно унылую фигуру. Не могу точно сказать, в чем тут было дело – в сутулых плечах, простенькой прическе или лишенном всякого выражения лице, – но в первый раз в жизни она казалась непривлекательной.
Внезапно в комнату влетела мисс Пинк в платье соответствующего ее имени цвета и настолько яркими щеками, что сразу стало понятно: тут не обошлось без кроличьей лапки, отделенной от несчастного животного и использованной в качестве кисточки для румян… Руж![46]