той же оперы… Перед нами та же миска. Этакая неглубокая состарившаяся эмалированная посудина с голубоватой поцарапанной внутренностью и темно-зеленой внешней поверхностью. Этот столовый советский прибор был настолько прочен, что служил верой и правдой десятки лет. Да и до сих пор в деревнях такие тарелки встречаются.
Рядом с тарелкой два куска черного хлеба и все те же алюминиевые ложки, Минька, как всегда, выклянчил себе ложку поновее и покрасивее. На ужин сегодня? ‒ Ура, борщ! Ярко-красный, ароматный, с розоватыми ломтиками картофеля и островком белоснежной сметаны. Мама возится возле керосинки, там стоит большой зеленый чайник с узеньким длинным носиком. А мы снова устраиваем очередность. Пытаюсь разделить борщевую смесь пополам, но не получается. Предлагаю без всякой задней мысли:
‒ Минька, держи ложку посередине, сегодня я первая буду съедать свою половину! Братишка честно держит ложку перпендикулярно, борщ стремительно убывает, и уже виднеется дно тарелки. И вот тут раздается громкий рев:
‒ Мааа-мааа! Галька весь борщ съела!
Топор
Самое первое страшное воспоминание связано именно с этим рубящим предметом. Мне было тогда около четырех лет. Жили мы в частном доме на двух хозяев. Помню, как тогда отец вечно что-то достраивал. На другой половине жили отцова мачеха и ее сын лет двадцати: худой, с бледным лицом, забулдыга и пьяница. У отца с мачехой и сводным братом были достаточно сложные отношения. Они часто выясняли отношения: спорили из-за дров, из-за деревьев в саду: что, кому принадлежит. Сад был общим. Но в этот раз отец вдруг почему-то помирился с родичем; и они отмечали это событие за бутылкой водки. Но это я узнала позже. А тогда проснулась от громких криков и вылезла из-под одеяла.
С Минькой в раннем детстве мы спали вместе на одной кровати «валетом». Комната была маленькой и проходной. Наша узенькая кровать с потускневшими железными шариками, украшавшими кованые спинки, стояла прямо напротив входа в кухню. Двери не было, а проем был прикрыт красной ситцевой занавеской в горошек. Мне очень хотелось пить, и я сонная направилась на кухню… Потом все произошло мгновенно!.. Поднимаю занавеску и в страхе останавливаюсь на пороге от громкого крика.
‒ Я убью твоих ублюдков! ‒ вопит дядя Ваня.
Пущенный из его рук топор летит в сторону проема, ударяется в дверную коробку и рикошетом падает к моим ногам. Все происходит в один миг: занавеска, я, крик и топор!
И тут наступила мертвая тишина: они увидели, что я стою на пороге.
Как сейчас, помню и словно наблюдаю все это со стороны: маленький босой ребенок стоит в дверном проеме, ухватившись одной рукой за занавеску, а возле ног, касаясь пальчиков, лежит топор. Потом был ужас в маминых глазах. Она подхватила меня на руки и унесла. Из кухни доносились маты отца и звуки драки.
Чуть позже мы уехали на Урал, а когда через полгода вернулись с новорожденным братом Федором, дяди Вани не было. Его вообще не стало в нашей жизни. Куда девался, неведомо! Мачеха как-то быстро умерла, отец объединил