Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции
Но отнеслись различно: доселе жили идеей подчинения Св[ятейшему] Патриарху и даже самый Собор постановил, что его решения имеют силу лишь под условием благословения и утверждения их Патриархом; и вообще жили верою в него <…>. Но после этого указа о закрытии Церковного Управления оказалось, что между Патриархией и эмигрантскою Церковью лежит уже непонимание»[202]. Со словами епископа Вениамина вполне можно согласиться в том смысле, что неисполнение указа стало некоей гранью, перейдя которую Зарубежный Синод встал на путь самостоятельного существования. Протоиерей Н. Артемов пишет, что до Архиерейского Собора 1922 г., вынесшего постановление по поводу патриаршего указа, Высшее Церковное Управление заграницей рассматривало себя в качестве преемника ВЦУ на юге России. С сентября же 1922 г. Зарубежная Церковь проявила себя как самостоятельное «действующее соборное лицо». Собор 1922 г. «полновластно и полноправно распустил зарубежное ВЦУ и предписал создание Архиерейского Синода». Кроме того, указ № 348 (349) явился неким «тараном, пробившим брешь в единстве зарубежных архиереев»[203], ибо именно этот момент стал началом разделений внутри Зарубежной Церкви.
Сразу же следует оговориться, что называть зарубежных иерархов творцами раскола некорректно. Они были носителями своей правды, они искали пути для выхода из тупика и, как будет показано в данной главе, не поддались эмоциям и не встали в тот момент на путь формального раскола. Нельзя забывать, что ко времени получения указа Церковная власть в России была дезорганизована, Патриарх Тихон был изолирован, а власть в Российской Церкви была захвачена обновленцами.
Кроме того, отношения между Московской Патриархией и Карловацким Синодом осложнялись невозможностью нормального общения. Патриарх порой не был осведомлен об очень важных событиях, происходивших за рубежом. Яркий пример тому – его неосведомленность о «Всеправославном» Конгрессе 1923 года. О нем Патриарха проинформировали большевики, намеренно не сообщив, что решения Конгресса не приняли восточные патриархи[204].
В одном из своих писем Патриарх Тихон писал: «Беда в том, что мы долгое время (и даже “до дне сего”) отрезаны от цивилизованного мира и с трудом и большим опозданием узнаем, что делается на Свете»[205]. Не всегда могли передать информацию для Патриарха и архиереи-беженцы. Митрополит Антоний писал Патриарху Тихону летом 1923 г.: «Журналы Карловацкого и иных Соборов и информационные доклады посылались Вам чрез Ригу, по-видимому, до Вас не доходили»[206]. «Нам, – говорил позднее митрополит Сергий митрополиту Елевферию, – церковная жизнь в зарубежье почти неизвестна, редко-редко доходят слухи о ней, кроме, конечно, официальных донесений»[207].
Насколько не был знаком Патриарх со всем, происходящим за границей, настолько не были знакомы и за границей