и повесил трубку.
Через полчаса Хрущева и Булганина сменили.
Ворошилов смотрел на вождя как-то по лисьи, а Каганович вообще не смотрел, завалился в глубокое кресло и пробовал дремать. Он даже не пошел проведать больного, его беспокоили сейчас совершенно другие мысли, а не этот немощный, рябой, уже дурно пахнущий старик.
Берия сидел в кремлевском кабинете Маленкова:
– Скорей бы сгинул. Вот он у меня где!
– И я жду развязки. Когда, когда? – Как эхо в голове! – Георгий Максимович медленно выговаривал слова.
– Руки чешутся падаль в могилу столкнуть! Только и делал всю жизнь, что перед ним пресмыкался!
– Лукомский говорит, надежды нет, умрет, – подтвердил кадровик, он пил чай с молоком.
– У меня при нем свои люди, – вполголоса добавил Берия.
– И хорошо, забота надежней будет, – отрешенно ответил Маленков.
– Надо с Молотовым потолковать, а то понесет дядю! Видел, как он в сталинское кресло запрыгнул?
– Узрел.
– И Хрущев, как пес цепной, на всех лает. Его направлять надо.
– Хрущ наш, – вскинул голову Георгий Максимович, – а с Молотовым ты сам потолкуй, он меня слушать не будет, чересчур гордый.
– Поговорю. Налей-ка твоего чайку.
Маленков приподнял заварной чайник.
– Повезло нам, – улыбнулся Лаврентий Павлович. – Разбил вампира паралич. Ну, счастье! – он широко, во весь рот, заулыбался, а потом отхлебнул крутой заварки.
– Постой, а молочко? – спохватился Маленков.
– Услышал Бог молитвы! – радовался Лаврентий Павлович. – А то так бы и сидели шутами гороховыми. Рябой и меня чуть не угробил! Мне разрядка нужна, поеду подурачусь, – закончил Берия.
– О твоих дурачествах вся Москва гудит!
– Да хер с ней! Я на пределе. Сам посуди, каждый день в одной клетке с драконом.
– По городу слухи ползут, что ты молоденьких девиц по улицам ловишь, затаскиваешь к себе и насилуешь.
– П…ят! – отмахнулся Берия. – С тремя, правда, было, нет, с четырьмя, их точно на улице отловил, ну и подвез, – заулыбался маршал. – Но они не возражали. Я баб не обижаю.
– Заканчивай, Лаврентий, заканчивай!
– Девчонки меня любят. Да, да, Егор, да! И не верти головой! Я в любви ласковый, – и маршал изобразил на лице умиление. – Старые клячи надоели. Иногда, сам знаешь, свежатинки хочется! А слухи, – потянулся Лаврентий Павлович, – каких только слухов на Москве нет! Народ любит посудачить, посмеяться, поудивляться и от страха потрястись. Страх народу необходим. А девоньки сладенькие – моя единственная радость! Зойка, – вспомнил возлюбленную маршал, – беременна, ее мучить нельзя, вот я и путешествую потихоньку. Знаешь, есть у меня одна такая кареглазая, с маленькими сисечками! – мечтательно заморгал Берия.
Маленков строго посмотрел на товарища.
– Сейчас, Лаврентий, мы на виду, держи себя в руках!
– Хватит! – отмахнулся Лаврентий Павлович. – Позвони-ка в Волынское, узнай, не подох случайно наш Бог?
Маленков