В каждом номере журнал публиковал картины знаменитых художников. Сталин вырвал понравившуюся, велел обрамить в простую сосновую рамку и повесил на стену.
– Товарищ Сталин показывает нам, что сделался таким же беспомощным козленочком, которого приходится кормить из рук! – продолжал Хрущев.
– Это мы, Иосиф! – пробравшись вперед, заговорил Микоян.
Сталин чуть скосил глаза.
– Пришли тебя проведать. Хотим, чтобы ты скорее поправился! – Анастас Иванович наклонился над лежащим. – Держись, друг, мы тебя не оставим!
Вдруг лицо Сталина ожило, бледность исчезла, взгляд сделался свежим, твердым. Все заметили его внезапное перевоплощение. Перед ними был прежний вождь – неумолимый, непререкаемый, властный.
– Иосиф! Дорогой! – отталкивая Микояна, заголосил Берия и грохнулся перед диваном на колени, хватая и прижимая к себе руку правителя. – Тебе лучше?! Лучше?!
Лаврентий Павлович целовал сухую, морщинистую, неестественно желтую, жесткую руку, руку его счастливой судьбы. Глаза повелителя сделались мутными, поплыли, и он снова перешел в неведомое забытье.
– Ты где?! Где?! Смотри на меня! – Берия все сжимал, тряс ненастоящую, никчемную ладонь.
Сталин потерял сознание. Берия грубо оттолкнул от себя полуживую плоть.
– Напугал черт, думал, ожил!
Соратники недолго постояли возле умирающего и поспешили вернуться в столовую.
– Может, не надо у него дежурить? Мы же не врачи! – вздохнул Маленков.
– Раз взялись дежурить, надо додежурить. Если товарищ Сталин умрет, мы будем последними, кто его проводит, об этом вся страна узнает. А если поправится, то сами понимаете! – возразил Хрущев.
– Теоретик! – сдвинул брови Берия.
– А что? Политически правильно говорю!
С этого дня распоряжались в Волынском врачи, их набилось сюда целое множество. Из какого-то института привезли громоздкий аппарат искусственного дыхания, совсем недавно сконструированный инженерами, думали, пригодится. Только как с аппаратом обращаться, до конца не понимали – вещь новая. Чаще всего Сталин был без сознания.
Никита Сергеевич и Николай Александрович заступили на дежурство. Время от времени, они звали Лукомского, справлялись о состоянии больного.
– Такие заболевания, как правило, непродолжительны и кончаются катастрофой.
– Но надежда есть?
– В лучшем случае удастся его вытянуть из могилы, но полноценно работать товарищ Сталин не сможет.
– И на том спасибо! – грустно отозвался Никита Сергеевич. – Вы нам обо всем говорите, ничего не утаивайте.
Лукомский ушел.
– Молотов так и светится! – подметил Булганин.
– Как фонарь!
– Давай Жукова в Москву вернем?
– А Лаврик не взвоет?
– Лаврентий не злопамятный, в конце концов, мы их помирим.
– Я бы Жукова вернул, – согласился Хрущев. – Жуков нам благодарен будет.
– Идем к нему? – кивнул на дверь Булганин.
Дверь