с тем, что она унаследовала от матери арвейдскую раскрепощенность в традициях, было для всех лишним поводом не выпускать ее из дома. Об этом почти никто не говорил прямо, но все это понимали. Включая Ницаях.
Аайя тоже была в том возрасте, когда из ребенка она совершит переход во взрослую женщину. Это часто говорила ей и мать, и госпожа Тарьям с леди Джесайей. Они обхаживали ее этой мыслью так, будто бы она совсем еще младенец, неспособный это понять. Но Аайя прекрасно понимала, что вскоре и ей придётся мерить лунные циклы, а следом отец обещает ее какому-то другому примерному человеку. Ей придётся покинуть дом и стать чей-то женой и матерью. Эта мысль казалась грустной, но Аайя долго не держала ее в голове. Такова судьба и доля каждой примерной дочери Вечности. Все будет так. Никак иначе.
Хаям, отложив объеденный кусочек халвы на тарелку, уселась рядом с Аайей, глядя на сопящего Хадима. Малышка причмокнула, облизнув губы языком и положила ручки на колени.
– Ты наелась? – спросила у сестры Аайя.
Та пожала плечами. Хаям, почти пятидесяти лун от роду, была прелестным ребенком. Ее большие глаза чем-то напоминали глаза Ницы, разве что темнее и смекалистее. Волосы, почти как у Яхира, сероватые, а не арвейдского белого золота. Она еще малютка, но, кто знает, может она перебьет красотой свою старшую сестру, когда станет того же возраста.
– Ты кушала что-нибудь, кроме сластей? – обратила взгляд на ребенка Аайя. Хаям, помявшись, улыбнулась своей чистой детской улыбкой и покачала головой. Значит, как обычно, налопалась всего, кроме того, что покушать стоило.
На столе стоял остывший красный пирог с устрицами. Уложив Хадима на кроватку и погладив его по голове, девушка подхватила Хаям и усадила за стол, чтобы та нормально поела. Ницаях, по всей видимости, спустила своей арвейдской сестричке с рук увлечение одними только сладостями.
Младшая сестренка послушно уплетала ломоть пирога. Аайя не была голодна, потому остановила себя от идеи лишний раз уплести кусочек. Запечённые с огненным перцем устрицы в пироге были дозволенной пищей для детей Ицы, как и любые прочие морепродукты. Мир был сотворен из бескрайнего моря, говорилась в священных текстах, и в море он вернется. Но Аайя помнила и о том, что сдержанность – одна из величайших добродетелей, потому не злоупотребляла даже самой вкусной из дозволенной еды. Обычно эти пироги любила госпожа Тарьям, как и все острое и жгущее язык. Такая пища была популярна в далеких краях, где она родилась. Третья же жена отца, госпожа Джесайя, эти пироги терпеть не могла, так как красный сок перца и устриц, сочившийся с его кусков при укусе, напоминал ей кровь, пущенную из рассеченной раны. Аайю это не смущало, как и не боялась она крови, в отличие от других девушек ее возраста, да и мужчин. Кровь есть дыхание жизни. Вечность наполнила ею их вены, как наполняет водой землю, чтобы та плодоносила. Сотворенные водою в нее и вернутся. Незачем боятся крови, она естественная для дитя Ицы, как вода для земли. А что сотворено Вечностью естественным человек не имеет права