трогать дальше. Он прошел и проехал немалый путь. Был в верховьях Журавлевки, по ней спустился к Каменке, а затем тропой добрался до этих лужков. Под Араратами надо осмотреть выходы коренных пород и выйти в Аввакумовскую долину, а там и дом – рукой подать.
Представил, как отец носится по хутору, который успел уже огородить высоким заплотом, гоняет строителей, ведь зима пришла. Летом он возил кирпич, стекло, другие строительные материалы из Владивостока. Сейчас занят постройкой каменных домов, чтобы все прочно, на века. Конечно, всех ругает, в том числе и сынов своих с невестками. Сразу расхотелось ехать домой. Но все же оседлал Карька.
Усмехнулся, вспомнив, как сердито фыркнул капитан, когда он ему сказал:
– Вот постареем с тобой, будем смотреть на эти горы, печалиться, а силов не будет сбегать к ним. Как говорят инородцы, эти горы поставлены здесь для радости и печали: молод – бегай, стар – печалься. Потому поспешай, капитан.
– Не учи, я и так без дела не сижу.
– А ты когда-никогда и посиди.
– А ты сидишь?
– Да недосуг все, – усмехнулся Федор…
Рудознатец посмотрел на скалы и тронул поводья.
Ехал даже ночью. Дремали сопки, звенела Медведка, кое-где уже подернутая льдом. К полудню выехал на чьи-то путики, конь зашагал бодрее. А вот и зимовье, новое, добротное. Отметил про себя, что строили бывалые охотники. На полянке стоял стожок сена, «Ишь, для коней приготовили. Молодцы! Чутка можно и взять». Привязал коня к дереву, задал сена. Сам же пошел в зимовье. Присел на нары, чтобы передохнуть, а потом уже заняться обедом.
За стенами послышались скрадывающие шаги. Распахнулась дверь. Окрик заставил Силова вскочить:
– Не секоти! Руки вверх! Стрелять буду! – крикнул Устин.
– Ну ты и напужал. Кончай, Устин, баловать ружьем-то. Это я, Федор Силов.
– Свой, идите, побратимы.
– Все камни ищешь?
– Да тем и занят. А вы что пужаете людей-то?
– То и пужаем, что кто-то здесь жил, насвинячил и не убрал за собой. Мясо стравили росомахе. А потом слухай, Федор Андреевич, у нас такое дело, что страшно и рассказать. Узнал ли ты Арсе, который с Тинфуром-Ламазой спас вас от Замурзина?
– Узнал. Здравствуй, Арсе! Где тебя не видно?
– Жил на Щербаковке, потом ходи худой люди и всех нас убивай.
– Что-что?
– Слушай, Федор Андреевич, мы тебе все расскажем, но ты должен нам дать слово, что ты спасешь Арсе.
– Господи, да какой же разговор.
– Петьша, иди на тропу и глаз с нее не спущай. Ежели кого увидишь, то дуй сюда.
Устин рассказал что к чему, потом опросил:
– А как ты его можешь спасти?
– Возьму его помощником, и никто не узнает, кто он и откуда. Будет жить под боком самого пристава. А потом упрежу Ванина, он добрый, защитит. Только бы ваши туда руки не дотянули.
– Не прознают. А пока дознаются, то, может быть, Тарабанов себе шею сломает. Так ить вечно не будет тянуться. У каждой веревки есть конец.
– Арсе, а ты пойдешь ли ко мне