безжизненной. И самое тяжелое, что приходилось одному возвращаться в опустевший дом.
Когда Алекс открывал калитку и заходил в цветущий сад, то опять проваливался в прошлое, в тот день, когда взорвал Арктику и усталый возвращался на планету Мо в дом Димитриса.
Ана сидела на ступеньках деревянной веранды, обхватив колени руками, и ждала его. Алекс до сих пор помнил ее взгляд, кажется, она даже плакала. Помнил, как они вечером остались вдвоем, ее тонкий силуэт на фоне сумеречного окна, шум воды… как он осторожно ее целовал, боясь, что она снова его оттолкнет. Она не оттолкнула. И всю ночь потом до последней минуты он тоже хорошо помнил – она принадлежала только ему без всяких дурацких энергетиков К-18.
Иногда Алексу становилось совсем невыносимо и он не мог находиться дома, то приходил на кладбище. Сидел напротив могилы, смотрел в пустоту. Один раз даже плакал, первый раз в жизни… правда, легче от этого не стало.
Предусмотрительный Димитрис попрятал все оружие в доме – странный поступок, учитывая, что можно выйти за прозрачный купол, закрывающий город, без маски, уйти куда-нибудь далеко в лес и там тихо отбросить тапки от перенасыщения кислородом.
Однажды Алекс сорвался.
Ему казалось, что Ана дома, он слышит ее голос то в детской, то в саду. Он метался по комнатам, но нигде ее не находил.
Тогда Алекс не выдержал и решительным шагом направился к воротам за пределы купола с четким намерением уйти подальше в горы. По дороге выбросить маску, регулирующую подачу кислорода, сломать браслет и остаться на каменном склоне навсегда. Главное, чтобы его тело не нашли – еще одни дурацкие похороны безутешной семье ни к чему.
– Я не знаю, как без тебя. Не могу больше, – повторял он снова и снова, направляясь в горы.
Уже по дороге к реке его догнал маленький Майк. Схватил за руку и пошел рядом, как в обычные дни, когда они вдвоем гуляли в зеленой долине.
Потом сын тихо сказал:
– Папа, не уходи без меня.
Алекс словно очнулся.
Уйти и умереть в горах было бы отличным решением для него самого, но не для детей. И так подло бросить их в самый тяжелый момент он просто не имеет права.
В тот вечер они вместе с сыном гуляли до позднего вечера, пока из реки не стал выползать туман. Потом оба вернулись в пустой дом.
Майк сейчас очень напоминал самого Алекса – такой же молчаливый, рассудительный, слишком внимательный, мальчик очень по-взрослому вел себя, но, возможно, еще просто не осознал, что произошло. Алекс не брал ребенка на похороны, пусть запомнит маму живой.
Вечером на веранду вышла старшая дочь Мия, села рядом с Алексом, положила голову ему на плечо.
Нет, бросить детей он не может, просто не имеет права. Надо собраться, сцепив зубы дожить эту жизнь, отдать все долги.
Прежняя боль, когда Ана была не с ним, но жива, теперь казалась мелочью – так, небольшая царапина перед основным серьезным ранением.
Спал Алекс теперь в детской. На груди всю ночь лежало маленькое тельце – младшая дочка