придет в норму, то могу выписываться домой. Только вот ответ на вопрос: что я там буду делать, они не знают.
Из комнаты на балкон кататься и обратно? А что будет с проектом в Германии? С моей работой в России?
Как я покажусь родителям на глаза? А друзья? Неужели им будет нужен друг-калека? Про девушек я молчу. Ни одна не захочет связать свою жизнь со мной.
Жить одиноким волком?
Отец меня точно сочтет за неудачника. Не нужно мне все это, не хочу…
В комнате повисла тревожная тишина. Молодой мужчина чувствовал, что напрягает своими проблемами практически постороннего человека, но остановиться не мог. Ему нужно было выплеснуть наружу злость на аварию, недовольство врачами, не сумевшими помочь, беспокойство по поводу текущих дел. Но самое главное – его терзал огромный, охвативший каждую клеточку тела страх.
Страх жить не так, как раньше.
Страх остаться получеловеком.
Страх потери нормального будущего.
Этот страх отнимал не только сон и аппетит, но и возможность трезво размышлять. Любая разумная мысль, не успев полностью сформироваться, тут же начинала раздуваться и принимать размеры вселенского ужаса, теряя первоначальное значение. Глебов находился в состоянии ребенка, подвернувшего ногу в темном лесу: кругом боль, одиночество, незнакомые подозрительные шорохи, неизвестность и ни одной живой души. Что, кроме страха, можно чувствовать в подобной ситуации?
Мозг дрожал от непосильного напряжения.
Тело отказывалось подчиняться.
Жизнь сворачивала на другие рельсы.
Андреа Кантор прекрасно понимала состояние больного. Пожизненный приговор к бытию в инвалидном кресле – не самая лучшая перспектива для полного сил и идей мужчины. К этому нужно добавить чужую страну с чужими порядками, ни одного родственника или близкого человека, перед которым не стыдно поплакать.
Перспектива не из веселых.
Впрочем, она также понимала, что помочь себе может человек только сам. Свою задачу она видела в том, чтобы аккуратно подвести Сашу к правильному решению. За эту сложную задачу она взялась не потому, что причисляла себя к племени отъявленных альтруистов. Кантор считала не просто важным, а обязательным долгом ответить на когда-то полученное добро таким же добром, поддержать другого в большой беде, так же, как и ее когда-то поддержали, помогли, спасли от смерти. Теперь пришло ее время отдавать добро дальше. Она не знала, прислушается ли к ее словам чужой, в сущности, мужчина. Вперед ее толкала вера в успех и сострадание к соседу, так похожему на покойного сына.
Видя, что Глебов не отреагировал должным образом на игрушку, призванную развеселить, она сменила тактику.
– Саша, ты знаешь, кто такие самураи? – Неожиданный вопрос вызвал неподдельный интерес. Больной поднял голову и с любопытством посмотрел гостье в глаза. По неуверенному, еле заметному кивку Кантор поняла, что информацией он владеет слабо. – Хорошо. Даже если