время далеко не каждый готов привлечь к себе внимание добрым делом! – не унимался старичок.
– О чем тут, ей-богу, говорить! Вот если бы я спас ребенка!.. – захотел поставить точку легким оттенком нетерпения Шмаков.
И тут ему пришло в голову, что событие, запущенное птенцом и в котором он сам посильно участвовал, продолжается, поменяв координаты и затягивая в себя новые лица. Это значило, что некоторые разорванные им связи срослись таким вот странным образом и, возможно, дали боковые побеги. Ему вдруг стало интересно, какой силы пружина заложена в точке отсчета и к чему она может подтолкнуть, если ей не препятствовать. Он остался на месте, рассматривая лицо незваного собеседника.
Это было не лицо, а сильно пересеченная местность. Это была не кожа, а выцветшая драпировка заброшенной витрины. К этому прилагались портьеры щек, выскочка-нос и взвинченный седой хохолок. Ну, и конечно глаза – они смотрели на Шмакова, будто лекала примеривали. Было им всем за семьдесят.
– Вы это обязательно сделаете, когда придется. Но вот что интересно – я вас здесь раньше не видел! – не отставал старичок, смягчая взгляд. Он явно искал знакомства.
Имея в запасе полчаса, Шмаков не стал выкобениваться и поддержал разговор:
– И тем не менее, я здесь бываю довольно часто.
– Должен вам сказать, что вы мне симпатичны! – заявил вдруг старичок, минуя стадию обнюхивания.
Шмаков смутился.
– Что же во мне такого симпатичного вы нашли?
– Долго объяснять. Знаете, с некоторых пор я отношусь ко времени крайне экономно и не трачу его по пустякам. И если я выбрал вас – значит, так надо.
– Извиняюсь, что вы имеете в виду? – своенравно справился Шмаков.
– Позвольте, молодой человек, объясниться без обиняков, даже если вы сочтете меня после этого сумасшедшим!
– Извольте! – окончательно растерялся Шмаков, но до бегства не опустился, а продолжал стоять, прикидывая в уме возможные последствия их общения.
– Так вот, я должен вскоре покинуть ваш мир. Нет, нет, не умереть, а покинуть! Это разные вещи! А перед этим…
– Не желаете прогуляться? – перебил Шмаков, чтобы как-то проявить волю.
– Да, конечно! Кстати, как вас зовут? – подхватил старичок ускользающую власть.
– Михаилом, если не возражаете! – помедлив, представился Шмаков.
– А меня Сергей Сергеичем!
И утратив безымянность, они двинулись кружить по дорожкам, раздвигая тень и попирая солнечные прорехи.
– По моим наблюдениям парки в первую очередь любят посещать няньки с детьми, собаки с владельцами и поэтические натуры. Мне кажется, вы относитесь к последним, – солировал старичок, отступив от первоначальной темы.
– Ну, если я не похож на нянек и собак… – подал Шмаков надежду.
– То есть, все-таки, сочиняете? – подхватил старичок.
– Да так, несерьезно, больше для