И то сказать – в жизни я не знал ни одного ремесла, кроме стихосложения. Чему я мог научить нашего ребенка?
Я так любил наблюдать, как ты просыпаешься! Перед пробуждением ты противилась зову дня, по-детски возилась и вдруг открывала глаза, и наше с тобой убежище озарялось тихой, прочной радостью. Поворачивалась ко мне – розовая, свежая, смущенная своим, как ты считала, заспанным видом, а я тянулся к тебе, чтобы впитать сонное тепло твоих грез. Ты подбиралась ко мне, и я просил рассказать, что тебе снилось. Ты лепетала из моих рук что-то несвязное, а потом затихала, плененная остатками дремы. Мы вставали, завтракали, потом я помогал тебе застегивать мягкий балконет, выбирал вместе с тобой блузку, разглаживал на тебе юбку, подавал жакет и украдкой вдыхал тонкий аромат твоих еще ненадушенных волос. Торопился за тобой на улицу и садился в машину. Сидя рядом, слушал вместе с тобой новости и просил ехать осторожнее. Подъехав, провожал тебя до театра и маялся до двенадцати часов, чтобы смущенным баритоном возникнуть в твоей трубке, проникнуть в чистые завитки ушка и пропеть:
– Доброго дня, моя красавица! Мне без тебя страшно одиноко!
В наше последнее свидание ты лежала на сцене твоего театра, а я сидел рядом и ждал, когда ты проснешься, но даже в стуле, на котором я сидел, было больше жизни и смысла, чем в тебе. И все во мне было также мертво и бессмысленно. Как важно, чтобы рядом с тобой был тот, кто ждал бы твоего пробуждения, чтобы тебя поцеловать…
7
Отдаю должное вашей неуемной фантазии и предприимчивости, хоть они, знаю точно, не доведут вас до добра. Что делать – так уж вы устроены. Ну, скажите – как вы можете так заразительно смеяться, зная, что умрете? Ах да, смех продлевает жизнь. А смех палача? Вы считаете, что ваш палач – время. А между тем вы сами себе палачи. Я понимаю, когда ест, пьет, спит, размножается и развлекается отдельный человек, но когда этим занята целая цивилизация – это пугает. Налегая на потребление, вы тем самым не отодвинете свою будущую кончину. И это ваше разрушительное, неистребимое стремление радикально изменить мир, если не на деле, то на словах! Нет, я, конечно, понимаю ваше неуемное желание встать на цыпочки и взглянуть поверх голов. Скажу больше: я и сам горячий сторонник отчаянных авантюр – в них по ходу творятся такие занятные дела! Беда, однако, в том, что во всех своих устремлениях вы заняты только собой. Даже когда смотрите на звезды. Вы обременены вашей историей и не знаете, куда ее пристроить. Вместо того чтобы прислушиваться к ее ходу, вы заняты предсказаниями. Вместо того чтобы учиться у нее – жульничаете и подводите стрелки. Будущее у вас сбывается совсем не так, как вы хотите, а все потому что рассчитывая его, вы вместо того чтобы поставить мое влияние во главу угла, сносите меня в графу «непредвиденные расходы». Былое видится вам чем-то умозрительным, а то и надуманным, а ваш туннель в прошлое вымощен брусчаткой домыслов и облицован баннерами мифов. Причина – все то же несовершенство конструкции. Даже у очевидцев мнения по поводу виденного разнятся. Пересказанные же другими для других они и вовсе обречены на недостоверность – тем вернее, чем больше пространство, на котором вершилась