голосе проскользнули хозяйские нотки, для себя я этот факт отметила, но обсуждать, даже раздумывать на этот счёт, у меня в данный момент желания не было. Поэтому я лишь кивнула Шуре, которая вопросительно на меня поглядывала.
– Я ей не нравлюсь, – сказал мне Димка, когда Шура вышла.
Я лишь плечами пожала.
– Тебя это беспокоит?
– Неприятно, знаешь ли.
Я за Димкой украдкой наблюдала, он прошёлся по гостиной, остановился у окна, сунул руки в карманы брюк. Он был привлекательным и притягательным мужчиной. Меня он тоже, в своё время привлёк и притянул к себе. Я даже влюбилась. А вот теперь смотрела на него, и чувство влюблённости во мне ещё было живо, но я уже не помнила, за что именно я его полюбила. Смотрела на Дмитрия Алексеевича и задавала себе этот вопрос.
– Дима, ты хочешь мне что-то сказать? – Вопрос вырвался у меня сам собой.
Он обернулся на меня через плечо.
– Мне кажется, своим присутствием в твоём доме, я уже всё сказал. Или ты не рада меня видеть?
– Рада, – признала я. – Мне не нравится быть одной.
– Только поэтому? Потому что тебе не нравится быть одной?
– Не придирайся к словам, пожалуйста. Я лишь пытаюсь уберечь свою психику и самолюбие.
– В каком смысле?
– Когда ты вернёшься обратно к семье, я снова останусь одна, и мне нужно быть к этому готовой.
– А если я не вернусь? Если я останусь с тобой?
Мои губы тронула понимающая улыбка.
– Сейчас очень удобно об этом говорить, – сказала я. – Я хотела услышать эти слова от тебя гораздо раньше.
– Я знаю. – Он вернулся к дивану, склонился надо мной, прижался губами к моей макушке, при этом, даже не тронув меня руками. Его губы были тёплыми и мягкими. – Ты сама не была к этому готова, Марьяна. Признайся. Ты не готова была пойти против мнения отца.
Я промолчала. В чём-то он был прав. Я не готова была в одиночку доказывать отцу, что люблю, что хочу именно этого мужчину, что есть достойная причина для того, чтобы стать разлучницей. Особенно, притом, что сам Дмитрий Алексеевич особого рвения не проявлял. Любовь проявлял, сексуальное желание проявлял, клятвы и обещания давал в огромном количестве, а конкретных шагов за два года так и не предпринял. Именно за это отец его и невзлюбил. Я это доподлинно знала. Папа был человеком слова, категоричным в некоторых вопросах, а Абакумову именно этих качеств и не хватало.
А теперь, когда папы не стало, по всей видимости, ему стало куда удобнее действовать в своих интересах.
– Пойдём ужинать, – предложила я, уворачиваясь от его рук. – Я хочу есть.
За столом он сел напротив меня. Отцовское место так никому и не хватало смелости занять. Даже присесть на его стул на минутку.
– Очень вкусно, Шура, – похвалил Дмитрий Алексеевич стряпню домработницы. – Солянка отменная.
Шура переставляла тарелки на столе, принесла корзинку с хлебом, а в ответ на похвалу, коротко кивнула.
– Спасибо, Дмитрий Алексеевич. Утром будут любимые блинчики Марьяны. Вы на завтрак