Великие ведают, да тот, кто свершил лиходейство.
Она сказала свое слово, и больше им нечего было делать у этого места, отмеченного каменным погребением. Незачем более тревожить покой усопшего. Прах его теперь принадлежит земле-матушке Макоше, а дух, Чеслав надеялся, успокоится в селении его чужинских предков и будет утешен их богами.
Юноша снова заложил останки пришлого камнями, после чего они с Марой тронулись в обратный путь к городищу. Он – пеши, а женщина – верхом на Ветре.
Двигались молча.
Чеслав не знал, о чем думает старая знахарка, покачиваясь в такт движению коня и не замечая раскидистые ветки, что задевали ее лицо и голову. Но мог предположить, что мудрую старуху одолевают те же беспокойные мысли, что и его. А он думал…
Он думал…
С одной стороны, слова Мары, что убила люд не пошесть, а потому и нет угрозы всему городищу, были хорошей вестью, а с другой – выходило, что и семью Кудряша, и чужака кто-то подло отравил. Кто? Зачем? Но сгинула и вся семья Молчана… И это случилось после того, как к ним отправились чужинцы. Сгинула по неосторожности или по чьему-то злому умыслу? И если кто зло такое в округе творит, то чужак это или свой?
«Мои-то в пепел сгорели, а Молчаново семейство нет…» – отчего-то всплыли в памяти слова Кудряша, сказанные на пожарище хутора. А он тогда, кажется, еще ответил, что это оттого, что его родичей сожгли с домом, как на погребальном кострище…
Чеслав внезапно остановился, и это вывело из задумчивого оцепенения едущую следом за ним Мару.
– Чего закляк, парень? Примерещилось чего? Аль из темного омута раздумий своих со здравой мыслью вынырнул? – подала голос ведунья.
– Вынырнул… – ответил, не глядя на нее, Чеслав, додумывая пришедшее в голову.
– И то дело. А то идешь и не разбираешь, куда ступить. Грезишь все…
– Думаю, Мара, далее к городищу тебе придется одной добираться, – поднял он глаза на знахарку.
– Умно, – усмехнулась старуха.
– Да тут уж не так и далече, – не обращая внимания на насмешку, серьезно сказал молодой охотник. – А мне поспеть кой-куда надо. Проверить догадку одну.
– Ну, если надо, так и ссаживай меня, – протянула руки Мара. А когда он снял ее с коня, без обиды добавила: – Да будто мне внове ногами лес мерить!
Мара, как никто другой, почти всегда понимала Чеслава с полуслова, а если и не понимала, то чувствовала его. Возможно, чувствовала оттого, что именно старая знахарка способствовала появлению его на свет и знала, что его рождение стоило матери жизни. Мара собственноручно вырезала его из материнского чрева, когда та, измученная тяжелыми родами, уже готова была отойти в селение предков, забрав с собой и неродившееся дитя. А Мара помогла ему увидеть этот свет.
Вскочив на коня и кивнув Маре на прощание, Чеслав повернул в сторону, откуда они пришли.
– Да хранят тебя духи лесные! – прошептала ему вслед ведунья.
Где верхом, а где и пеши, давая продых коню, заночевав по дороге в тихой низине, добрался он поутру к сожженному хутору Молчана. Именно сюда вернули Чеслава