поправить одеяло на детях. Он не любит пропускать их отход ко сну по воскресеньям. Это его единственный шанс почитать им.
По вечерам в большинстве случаев, каким бы суетным ни был мой день, я пытаюсь читать детям вслух сказку на ночь прежде, чем Нанни уложит их в постель, и мы с Уинстоном поужинаем или посетим прием. Я обожаю эти короткие моменты с моими сладкими, только что вымытыми детишками в пижамках. По крайней мере, пока крики, плач и брыкания Рэндольфа не накрывают милую, спокойную Диану, и наша встреча не идет прахом. Кажется, что даже в столь юном возрасте Рэндольф намерен занять все пространство в комнате.
Венеция и Нелли вежливо хихикают над моей неловкой имитацией Уинстона, затем Венеция смотрит на ручные часы. Я напрягаюсь. Я знаю, что она считает часы до конца встречи в Адмиралтействе, чтобы улизнуть на свое тайное рандеву. Ходят слухи, что моя кузина водит шашни с очень даже женатым лидером нашего государства, премьер-министром, который также начальник Уинстона, хотя можно только гадать, физическая это связь или эмоциональная.
– Иногда я опасаюсь, что и работа жены лорда-адмирала никогда не заканчивается, – шепчет Нелли.
На лице моей сестры забота, но я не хочу обсуждать все это при Венеции. Я точно знаю, с кем она поделится слухами, и не могу позволить, чтобы такие разговоры достигли слуха Уинстона.
– Все это часть работы, Нелли.
– Сестренка, я беспокоюсь о тебе. Я боюсь, что эти поездки и приемы, не говоря уже о твоей политической работе, – нагрузка на твое здоровье. Ты знаешь, что я восхищаюсь Уинстоном, но он слишком требователен.
– Чушь, Нелли. Я бодра как огурчик. Недавно я занялась теннисом и охотой, – резко отвечаю я, глянув на нее. Она что, не понимает, что Венеция расскажет о моих жалобах своей дорогой подруге Вайолет Асквит и самому премьер-министру? И оба они передадут это Уинстону?
– Я слышу твои слова, но я буду следить за твоим физическим состоянием, – она встречает мой взгляд, а затем расплывается в беспечной улыбке.
Когда я улыбаюсь в ответ моей милой младшей сестре, в разговор вклинивается Венеция.
– Это вульгарно.
Я не ослышалась? Она точно считает это вульгарным? Сама страстная спортсменка, она не может так говорит о теннисе и охоте.
Я поворачиваюсь к моей кузине и спрашиваю:
– Ты вообще о чем?
Она фыркает.
– Все эти кампании и составление политических речей. Это непристойно, Клемми. Совсем не по-женски.
Я шокирована и оскорблена. Как она смеет!
– Вульгарна ты, Венеция. По нынешним временам ты вряд ли можешь судить о том, что пристойно, не так ли?
Она вспыхивает, бросает взгляд на Нелли. Неужели она думает, что Нелли не в курсе ее взаимоотношений с премьер-министром Асквитом? Половина парламента знает, что она пишет ему письма по три раза на дню, даже во время важных заседаний.
– По крайней мере, никто не видит, как я агитирую кандидатов. Это мужская работа, Клемми. Работа выборного чиновника. Насколько я помню, никто