отстраненностью продолжал тот. – Никто ничего не понимает. Наверное, это имеет смысл – просветить, приоткрыть завесу…
– Занавес, – поправил я.
Но и на этот выпад он не отреагировал.
– Это ты, Алан, ничего не понимаешь. Но мы тебе всё объясним, не волнуйся, – заверила его Эстер. – Давайте закажем, есть хочется.
Эстер попросила еще шампанского. Вдвоем они опять стали изучать рыбное меню. Они заказали себе по половине лобстера и солею, я же предпочел что попроще. Блюда принесли почти сразу.
За едой «кузен» продолжал в том же духе:
– Одна моя знакомая, кстати, занимается геополитическими исследованиями в странах Восточной Европы… В СНРС[6], правда, не много теперь желающих изучать бывший соцлагерь. Ведь спрос упал, с тех пор как…
– С тех пор как русских на колени поставили, – помог я с формулировкой.
– Если хотите. Да вы, кстати, ее знаете.
«Кузен» назвал женскую фамилию, более чем громкую, всем известную.
– Я не думал, что она в СНРС такими вещами занимается, – заметил я.
– Нет, конечно, – невпопад продолжал тот. – Франция страна маленькая. Здесь всё связано… по секторам. Политика – такая вещь… Можно, конечно, с безразличием относиться, что ж…
– Да, можно, – подтвердил я.
«Кузен» сделал понимающую мину. Вы, мол, не один такой, но куда от нее денешься.
– Политика – удел людей ограниченных, которые не находят себе применения и не хотят расстаться с амбициями, – сказал я. – Это довольно просто.
Пару секунд «кузен» смотрел на меня молча, словно пытался наконец понять, как всё же относиться к моей нерадивости.
Эстер умело ковыряла лобстера и немного покачивала головой. Всегда, мол, один и тот же треп непонятно о чем.
– Когда вы общаетесь с людьми примитивными, вы почему-то всегда вынуждены спускаться на их уровень, – пояснил я свою точку зрения и вряд ли проявлял такт. – Обратного никогда не происходит. Замечали?
«Кузен» и понимал, и не понимал. И тем самым еще больше раздражал меня.
– Среди моих знакомых принято считать, что человек… ну если он рвется во власть, хочет над людьми верховодить или мечтает о чиновничьей карьере… он уже поэтому ноль. Он ничтожен. От природы… Есть в этом что-то низкое, убогое, – добивал я чем мог. – Если есть возможность, человек такой обязательно воплощает свои пороки в жизнь. К счастью, таких возможностей у него мало… Мужчина, если он рвется в политику, он, как правило, садомазохист. Если это женщина, то чаще всего это лесбиянка, заядлая или несостоявшаяся. Нормальных людей там мало. – Я, конечно, нес ерунду, назло сгущал краски. – Так думают люди творческие. Осмелюсь утверждать за всех. А кто там кого на колени поставил… Там, где живут по понятиям, это принято. Сегодня ты, завтра я…
– Ну, вы настоящий радикал, – вынес «кузен» вердикт, вполне справедливый.
– Наверное.
– Что же, творчеству все должны придаваться? –