один. Я и так всегда один обедаю.
Она взглянула на меня с упреком.
– Просто так посидите. Бокал вина выпьете.
– Опьянею.
– Ну, воды минеральной? Салат закажете. Зеленый. Без ничего, если хотите. А я… мне нужен обед сегодня. Вчера я питался бутербродами.
Она колебалась.
– Один салат, – сдалась она.
– Ну вот и отлично. Там, может, и нет ничего другого. Посмотрим.
Мы заняли столик в тени с видом на море. Ресторан оказался переполнен. Столы, слава богу, не липли один к другому, тесноты не чувствовалось. Я заказал стейк с салатом. Элен – салат с кусочками сыра.
Стейк принесли огромный. К запотевшему стакану белого «Кот-де-Прованса», на который я всё же уговорил ее, она не притрагивалась, обходилась газированной водой с лимоном. Мне пришлось попросить для себя еще и четвертной кувшинчик красного вина. Есть и пить хотелось ненасытно. Под конец я заказал кофе и десерт – две порции грушевого пирога. Под елями за ресторанным столиком мы просидели часа полтора.
Купаться сразу не хотелось. На пляже Элен достала из сумки книгу рассказов Карен Бликсен и погрузилась в чтение. Я же, прикрывшись полотенцем, чтобы не обгореть, глазел сквозь черные очки по сторонам, то и дело останавливал глаза на ее хрупких стопах, которые она составила на песке носками внутрь. То и дело проклинал себя за это. И кажется, ровным счетом ничего больше не хотел от жизни. Такое со мной случалось не часто.
– Вы на лыжах умеете кататься? – спросила она.
Я задумался.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Так… Вдруг подумала. Зимой я очень люблю лыжи. У нас в семье все катались. Ходить на лыжах – это как плавать.
– Это где, в Белоруссии?
– Нет, еще с Сибири.
Но она уже рассказывала, что в Минске у нее много родственников по отцу, все ее дяди и тети, хотя сам отец был всё же не немцем, как мама, а русским, родом из Сибири. В Минске она училась в старших классах. Поэтому и теперь бывала там часто. Однако никакие подробности не могли утолить моего любопытства, всё это было слишком ново, непривычно.
– Ну, вот вы опять… Думаете, что там папуасы живут какие-нибудь, – немного обиделась она. – Очень даже нормальные люди. Как везде. Они более русские, чем русские. Но это не Москва, конечно. Там люди проще. Я люблю туда ездить.
– Отсюда, из Парижа, в Минск поедите?
– В Москву.
– К дочери?
Она кивнула.
– Скучаете?
Она вздохнула.
Помолчав, я спросил:
– И как же вам удается с ними поддерживать такие отношения? То Москва, то монастырь. Там ведь и правила, наверное, строгие. Ваша свобода не претит никому?
– Что вы! Там все свои. Они меня терпят, не торопят… Претить, торопить, терпеть… – передразнила она нас обоих и рассмеялась.
– Не торопят? То есть – куда не торопят? – переспросил я после заминки.
– Ну, ведь монастырь женский для того, чтобы жить в нем, остаться, – с робостью ответила Элен.
– Понимаю… –