спеты.
Ведь не знают, как долго им петь,
может, скоро от песен устанут
и начнут о днях тех скорбеть,
когда голос рассёк поляну.
Или, крылья раскрыв на ветру,
в мёртвый час, никому не мешая,
на рассвете однажды умрут,
древней песней поля оглашая.
Как недолго поют соловьи,
может, скоро совсем перестанут,
и берёзы, и ивы твои
от тоски, о Россия, увянут.
Но пока поют соловьи,
видно, песни не все ещё спеты.
О, как рано, Россия, твои
умирают поэты.
1979
Деревня… как деревня,
угор, ну что ж… угор.
Но смотрит ворон древний
по-яшински – в упор.
Бобришный, не Бобришный,
забыл, какой был бор,
но знаю – в ели ближней
Яшин – как укор.
Ни в чём не виноват я,
кричу ему – ни в чём:
висит тумана вата,
как саван, над ручьём.
Ни в чём не виноват я,
вы слышите – ни в чём:
я не вставал на брата
ни словом, ни мечом:
ель косматой лапой
держит за плечо.
Лесная жуть и нечисть,
лесная хмарь и хмурь,
я нагибаю плечи,
я стряхиваю дурь.
Бобришный, не Бобришный,
забыл, какой был бор,
но знаю – в ели ближней
Яшин – как укор.
Ты на Ваганьковском покоишься, Есенин,
а журавлей уносит время вдаль.
Вот над Москвой летят они осенней,
неся на крыльях радость и печаль.
Как высоко летит теперь их стая,
как редок клин, как стал он незнаком.
И всё ж, над Лужниками пролетая,
ещё понятным говорят нам языком.
Поэт великий полевой России,
не зря ронял, как листья, ты слова,
поля рязанские не зря тебя растили,
земля недаром тебе силу отдала.
Как жаль нам юности твоей весёлой,
как жаль всего, что не успел ты спеть,
как жаль, что опустели сёла,
и нет тебя, чтоб душу им согреть.
Уж нет тех слов – утрачены напрасно,
уж нет тех чувств – растрачены на смех.
Гори, гори, костёр рябины красной
на берегах великих русских рек.
Отговорила роща золотая
в краю, где твой навек остался дом,
пусть журавли, над нею пролетая,
помашут ей за нас крылом.
Пускай летят, пусть тает в небе стая,
уносит время журавлей тех вдаль,
пусть золотая роща, опадая,
в сердцах рождает радость и печаль.
Ты на Ваганьковском покоишься, Есенин,
роняет листья клён – так ты ронял слова,
и над Москвой летят они осенней,
как журавли – над храмом Покрова.
1980
В этом северном городе…
В этом северном тихом городе
жил