Кличко, Парубий, несколько батюшек.
– Мы должны побороть московского монстра!
Точно школьник стихотворение, рассказывает Яценюк, а в сковороде Майдана, бурлящей, кипящей, «стреляющей» раскаленным патриотизмом, слышится одобряющий вскрик, еще один. Люди в толпе передают друг другу чемоданчик безумия, в котором, наверное, есть волшебная кнопка, и кто-то жмет ее раз в четыре года, инфицируя революцией, чтобы вновь звучал крик: «Увидь нас, Саваоф-Аллах-Молох-Тор-Сет-Митра-Ктулху, мы украинцы!»
– Наш главный враг сидит в Москве!
У Главпочтамта женщина торгует значками, шарфами, флагами с украинской символикой. Ее лицо блестит, словно фарфоровое.
– Сколько значок?
– Двадцать гривен.
– Флажок?
– Тридцать гривен. Большой – пятьдесят.
Покупаю флажок, чтобы порадовать фарфоровую женщину, иду с ним, как малец на День Независимости. В Севастополе так не принято. Там в моде российские триколоры и лозунги «Севастополь – Путин – Россия».
Правда, здесь, в центре Киева, тоже есть Путин. Вот его три портрета, черно-белые, приклеенные к ситилайту. На одном – Путин стандартный. На другом – на его лбу перевернутая звезда и три шестерки. На третьем – Путина подписали: «Зверь с Востока».
Странно, в Мариинском парке и на Европейской площади присутствия Путина я не ощущал. А здесь он на елке, на брусчатке, на сцене и похоже, что в душах.
Здесь все отравлено им, как ртутью из разбитого градусника, с которой сначала играли, скатывая в забавные белые шарики, а после ощутили недомогание. «Скорая», «скорая»! И вот мчится карета прямиком из Европы, чтобы спасти умирающую. Сеньора, фрау, пани, мадмуазель, вы должны жить! Иначе для чего все эти люди кричат тебе «слава»?
8
На Институтской я встретился с поэтессой. Она выронила «Дневники» Витгенштейна, и, раскрывшись, книга упала в лужу; тем летом по вечерам шли дожди.
– Калибан! – гаркнула поэтесса. И я не знал, чему удивляться больше – сержантскому голосу или отсылке к Шекспиру.
– Подними книгу!
Я присел, хрустнув в коленях, протянул ей «Дневники». Поэтесса внимательно рассматривала меня. Я же не мог свести воедино глаза, рот, волосы, уши; казалось, – согласен, маньячный образ, но так было – они существовали отдельно друг от друга.
– Как пройти к памятнику Пилипу Орлику на Липской?
– Могу провести. Я сам туда…
Прощаясь у бронзового Орлика с настороженными глазами, она пригласила меня на поэтические чтения в Дом Писателя. Я не собирался идти, но за час до мероприятия поэтесса напомнила мне о нем смс.
Чтения показались унылыми, чтецы – убогими, если бы не прикрытие ямбами и хореями, я бы принял их за Секту Почитателей Боярышника и Пустырника, собирающуюся на лавочках в соседнем парке.
Но Дом Писателей с его мраморными ступенями, витыми колоннами, фигурными барельефами меня ошеломил. Я всматривался в детали, и они вопрошали: «Ну, почему