к Белорукой. Уголок ее рта как обычно приподнят, глаза не видны из-под полумаски. В ее взгляде мне чудится почти… сожаление, хотя я не понимаю, откуда ему взяться. По коже снова пробегает волна мурашек. О чем же эта женщина сожалеет?
– Белорукая, я…
– Теперь я должна вас покинуть, – прервав меня жестом, произносит она и переводит взгляд с меня на Бритту. – Не делайте глупостей, это убережет вас от слишком частых смертей.
Мы обе молча киваем. Она протягивает ладонь, пожимает нам руки, вдруг проявляя этим небывалую за весь наш долгий путь теплоту. И от этого страх разгорается еще сильнее. Я стараюсь его подавить, пока Белорукая продолжает:
– Помните, будет тяжело, но вы все преодолеете. Пусть судьба укажет вам путь, – шепчет она.
– Желаю вам того же, – отвечаю я, но она уже уходит к повозке и направляет ее прочь.
Брайма и Масайма машут нам на прощание, и когда они исчезают из виду, страх внутри меня сжимается тугой пружиной и ускоряет сердцебиение.
Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне вынести то, что ждет дальше.
7
– Они же ранены, правда? Те девчонки? – спрашивает Бритта несколько минут спустя.
Я не отвечаю, мышцы слишком напряжены, чтобы даже говорить. Мы идем по темным, гулким коридорам Зала Джор. Каждый ведет в помещение, предназначенное для своего лагеря, обучающего алаки. Судя по количеству верениц из девушек, этих помещений – десять.
Мы с Бриттой идем в ногу с теми, кто направляется в помещение для Варту-Бера, лагеря, о котором сказала нам Белорукая. Остальные жмутся друг к другу, некоторые тихо всхлипывают, другие с каждым шагом все сильнее дрожат. Они боятся джату, патрулирующих коридоры, тех, у кого на плечах поблескивают звезды ансефы. Белорукая предупреждала меня и Бритту об этих джату – велела быть с ними осторожнее. Их обучали усмирять как смертовизгов, так и алаки, и потому они намного более жестоки, чем собратья по оружию. Они и есть причина, по которой вокруг нас все усиливался запах пота и страха.
Скажем, одна из причин.
Другая – девушки в рванье, с затуманенными глазами, которые шаркают рядом, медленно и скованно, словно из тела вырвали душу.
Я узнаю этот взгляд, сгорбленную позу.
Видела иногда среди храмовых дев старейшины Дуркаса. Их отличает то, что все сразу понимают: они больше не девы. Я в который раз благодарна за нашу Белорукую. Что бы с нами случилось, сопровождай нас мужчина? Содрогаюсь от мысли о цене, которую некоторые девушки уже заплатили, дабы заслужить отпущение грехов.
– Дека, – напоминает о себе Бритта, мельком оглядывая девушек с пустыми глазами.
– Они пострадали сильнее, чем мы можем себе представить, – наконец отвечаю я с мрачным выражением лица.
Бритта бросает на меня полный слез взгляд.
– Нам повезло, да?
Сжимаю ее руку.
– И до сих пор везет, – твердо шепчу. – Мы есть друг у друга.
И я