одни создания, о которых мне рассказывала мама. Они встречаются только на юге, где теплое солнце и бескрайние леса. Я щурюсь, пытаясь рассмотреть их оперенные синие хвосты, ярко-красные перья, венчающие голову.
– Мама любила на них кататься, когда была маленькой, – говорю я.
– Они прекрасны, – с благоговением отзывается Бритта.
Брайма фыркает, встряхивая черной гривой волос.
– Не так уж они впечатляющи по сравнению с нами, правда, Масайма?
– Уж конечно, – соглашается тот.
– Вы оба тоже очень красивы, – утешаю я их.
Близнецы-эквусы, недовольно топая, уводят нашу повозку от главных ворот к небольшому боковому входу, где уже собирается вереница зловещего вида других эвкусов. Их погонщики одеты в черные плащи, подобно Белорукой, а их лица скрыты плотными капюшонами. От вида дверей и окон с железными решетками кровь у меня в венах ускоряет бег. Наверняка в них перевозят других алаки. Каждая, судя по размеру, вместит, по меньшей мере, шестерых.
Бритта тревожно ерзает.
– Это остальные, да?
– Скорее всего, – отвечаю я, почти физически ощущая исходящее от тех повозок отчаяние.
Бритта протягивает руку, я крепко сжимаю ее. Мы храним молчание, пока Белорукая направляет повозку к началу вереницы, где двое джату играют в оваре, южную настольную игру, которую любила мама. Заметив Белорукую, они вмиг вытягиваются по стойке «смирно».
– Госпожа! – салютуют они и бросаются открывать узкие ворота.
К моему удивлению, они оба говорят на отеранском, а не хемайранском. Но, с другой стороны, хемайранский – это язык знати, аристократии, язык, на котором написаны Безграничные Мудрости. Я понимаю этот язык потому, что отец моего отца заставил всех в семье заучить Безграничные Мудрости наизусть, в покаяние за нашу давнюю нечистоту. Не знаю, почему я ждала, что на этом языке заговорят обычные джату.
Ворота открываются с тихим скрипом, и я обращаю внимание на дорогу. И раскрываю глаза так, что они чуть не вылезают из орбит.
Там, сразу за створками ворот, лежит огромное, мерцающее до самого горизонта озеро. Из его середины поднимается город, череда пышущих зеленью холмов, соединенных высокими арками деревянных мостов. Город, словно улочки, прорезают реки и водопады, по ним скользят весело раскрашенные лодки с вышитыми зонтами, что защищают людей, сидящих в них, от палящего солнца.
– Ойомо, сохрани, – выдыхает Бритта, глазея на все эти чудеса. – Ты когда-нибудь такое видела?!
Я качаю головой, не в силах ответить вслух, и замечаю кое-что еще: величественное здание, что венчает самый высокий холм Хемайры, словно зубчатая корона. Я встречала его на каждой отеранской монете. Око Ойомо, древний дворец хемайранских императоров. Многочисленные шпили украшает куру, священный символ солнца Ойомо, а внизу, среди холмов, ютятся группки построек поменьше, палаты правления. Я сразу же узнаю их по каждому описанию столицы,