окунулась в сон.
Лали-Рэй, Мать Клана, Мать-прародительница сама не заметила, как последовала за ней. Сон поджидал ее и, истомившись ожиданием, сразу же вылил из окна проявившегося пятиэтажного дома прямо на голову пару ведер грязной воды. Лали взвизгнула, отерла рукавом с лица грязные подтеки и, щелкнув пальцами, вмиг вернула себе прежний, сухой вид. Она стояла на улице старого, заброшенного города. Окна домов глядели на нее пустыми черными глазницами. На фасадах открытыми ранами вскрылись нарывы штукатурки. Город стонал. Лали-Рэй подняла голову вверх. Она хотела рассмотреть, кто вылил на нее грязную воду, и в это время ряды домов, между которых она стояла, сдвинулись с места. Медленно, со скрежетом, как давно не используемый механизм, они расползались в разные стороны. Просвет между ними постепенно увеличивался, увеличивался и наконец распахнулся широким, невероятно красивым местом. Теперь Лали стояла перед большим светлым домом. Его обнимали кусты гортензии, вплотную к ним, как бдительные стражи, – вечнозеленые кипарисы, за кипарисами вдаль тянулся фруктовый сад. Дом был живым, легким, с большими открытыми окнами, из которых доносилась музыка. Перед домом – пруд с поющими кувшинками. Над ними – радугосоздающие стрекозы. Поодаль – белогривые ротанги поэтов. Лали-Рэй с облегчением выдохнула: «Вот она защита! Мой дом. Мой мир. Он цел, он прекрасен!» Она сделала шаг навстречу, и в этот момент все начало рассыпаться, как песочный замок. «Подождите, подождите, как же так? Там моя жизнь! Моя душа!» – воскликнула она и побежала навстречу умирающему миру, пытаясь удержать его, собрать, склеить. Ветер расшвыривал в разные стороны бывшее только что прекрасным, сбивал с ног, бил наотмашь. Лали-Рэй упала на колени, хватая куски разваливающегося дома. Она пыталась соединить их, пыталась, пыталась, пыталась… Но ветер ускорил распад. Одним широким, мощным рывком он вырвал из ее рук остаток счастья, уверенности, стабильности и стер прекрасную картину мира, оставив узкую каменную змею темной улицы. Помня о вылитой на ее голову грязной воде, Лали-Рэй отступила к стене дома, и не зря. В нескольких сантиметрах от нее вновь плюхнулся грязный поток, и, как по команде, изо всех щелей стали выползать тараканы. Они увеличивались на глазах, приобретая человеческие очертания. На головах у них были шлемы, плечи накрывали черные латексные плащи, а на ногах – красные туфли.
Они образовали из своих тел живую цепь и преградили ей дорогу. Лали вжалась в стену. Изо всей силы. С остатками силы. Она вдруг вспомнила про еще не до конца исчезнувший флер невидимых медуз, которых создал Белиам. Воспользовавшись им, она слилась со стеной разлагающегося дома. Внезапно ее пронзила ужасная боль. Она почувствовала все, что пережил этот дом. Он не всегда был таким. В нем тоже когда-то обитал целый мир. Но его конфисковали. Изъяли насильно. Вытянули жизнь, как паук вытягивает жизнь из пойманных в паутину. Дом стонал. Не в силах терпеть эти страдания, Лали-Рэй закричала. Закричала и проснулась.
Распахнув глаза, она лежала на кровати, тяжело дыша, уставившись в хрустальную люстру прямо над головой. Рядом мирно сопела Нэнси. «Хорошо, что она не слышала, – подумала Мать Клана, стирая