вздрогнул – меняли паровоз. Малый взял ведро и, помахав рукой, побежал восвояси. Бойцы проводили его взглядами и стояли, молчали. Только что каждый из них дал клятву, может, самую суровую во всей своей жизни: надавать гадам. Никто из них даже не задумывался над тем, чего будет стоить исполнить эту клятву. Они знали, что исполнят ее, несмотря ни на что. Надо только доехать до фронта, а там дать волю своим чувствам, выпустить накопившуюся злость, отомстить. За всех, за все.
Лещенко, чтобы отвлечься от этих мыслей, стал раскладывать огурцы. Делил поровну, на всех. Пусть понемногу, но каждому. Чтобы каждый, съев свою долю, подписался под своей клятвой, чтобы не только словами скрепить свое обещание. Эшелон тронулся. Опять замелькали пейзажи, вагон стал раскачиваться и отстукивать колесами километры. С каждым стуком они все ближе к врагу, к своей цели, к исполнению своей клятвы. Дальше ехали молча, обдумывая то, что произошло на станции, название которой потом никто и не вспомнил. Никто не догадался спросить даже имени мальчика.
После ночи проносящийся в дверном проеме вагона пейзаж начал меняться. Растительности, в первую очередь деревьев, становилось все меньше. Началась степь. Стало очевидно, что эшелон направляется к Волге, к Сталинграду. Из сводок бойцы знали, что гитлеровцы устремились на юг, на Кавказ. Теперь стало понятно, куда их везут. Эпизод с мальчиком на станции еще оставался какое-то время в голове у лейтенанта. Но вскоре эти мысли вытеснили другие. После разговора с «воробышком» Николай почувствовал, что что-то начало его беспокоить. Что именно, он не знал. Нет, страха у него не появилось, скорее наоборот, он еще больше стремился в бой. Возможно, его несколько отрезвили разговоры о похоронках, об убитых, об ушедших на фронт мужчинах… Находясь в училище, он был несколько оторван от обычной жизни (оно и понятно, как-никак военный человек). Разговор с мальчиком вернул Краснова в реальность, выдернул его из мечтаний, напомнил о том, что война – это не так уж и красиво и романтично. Но вскоре он снова стал мечтать о подвигах, но уже не так размашисто, как раньше. Теперь лейтенант представлял, что его подразделение просто выполнит свою задачу, нанесет урон врагу, поможет фронту сдержать натиск, чтобы потом нанести контрудар и прогнать фашистов.
К обеду вдали послышалась канонада. Стало ясно, что фронт совсем близко. Эшелон остановился на какой-то небольшой станции. Солдаты и офицеры замерли в ожидании приказа. К вагону подбежал боец и сообщил, что командиров взводов вызывает капитан Смирнов – командир роты. Капитану было лет тридцать пять, высокий, подтянутый, но волосы уже с проседью. Ему уже довелось воевать, он был ранен, а теперь снова в строю, командует ротой. В его возрасте можно уже было командовать батальоном, тем более выбытие командирского состава во время войны позволяло быстро продвигаться по служебной лестнице. Но он был только командиром роты. Кто-то рассказывал, что из-за своего характера он засиделся в ротных, будто он повздорил с кем-то из штабных, потому карьера у него не задалась. Но это были только слухи.
Спрыгнув с поезда, Краснов побежал к вагону, где ехал капитан. Он прибыл первым, остальные