сложно, – тяжело вздохнул старший мужчина. – Но ты привыкнешь.
Юноша вышел из себя, вскочил со своего места и прокричал:
– Я не хочу к этому привыкать, отец! Я хочу посвятить жизнь другому!
Отец положил руки на плечи сыну и примирительно произнёс:
– Тише, тише, если тебя услышат Арбитры, то нас обоих накажут.
Однако, когда юноша успокоился и вновь сел на своё место, голос отца вновь стал строгим:
– Чему же ты хочешь посвятить свою жизнь? Этому? – мужчина указал на лютню. – Это несерьёзно. Арбитры считают, что ты принесёшь куда больше пользы, будучи мясником, а они не могут ошибаться.
– Неужели Арбитры совсем-совсем не могут ошибаться? Я верю, что смогу приносить пользу своим творчеством. Я верю, что у меня талант, я не хочу, чтобы этот талант пропадал.
– У тебя есть талант, – вздохнул отец. – И он не пропадёт. Будешь играть на семейных праздниках, радовать нас. Твой талант принесёт пользу – в кругу семьи.
Юноша всем своим видом показал, что не хочет продолжать этот разговор и перебирал струны лютни, выводя грустную мелодию. Мужчина тяжело выдохнул и ушёл.
Адель шепнула Церцию:
– Мне кажется, что сейчас самое время.
Церций кивнул и решительно подошёл к юноше:
– Доброго дня. Красиво играешь.
Юноша с подозрением посмотрел на Церция, перевёл взгляд на Адель, после чего произнёс:
– Я вас не знаю. Кто вы?
– Мы можем помочь тебе решить твои проблемы с отцом.
– Если вы хотите втянуть меня в какой-то культ, то ничего у вас не выйдет, – покачал головой юноша. – Я верен Света.
– Во-первых, никакие мы не культисты, – ответил Церций. – Во-вторых – неужели ты верен Свету даже в такие моменты?
Юноша опустил взгляд и тяжело вздохнул:
– Мне кажется, это какая-то досадная ошибка. Мне очень нравится музыка, все, кто хоть раз слышал, как я играю, говорят, что у меня талант. Я не понимаю, почему Арбитры решили, что я должен продолжить дело своего отца. Я надеюсь, что когда-нибудь они придут в наш дом, извинятся за ошибку и позволят мне заниматься тем, чем я мечтаю зарабатывать на хлеб. А мясничество… Вы когда-нибудь видели, какие у коров глаза? В них порой разума больше, чем у людей в головах. Они всё понимают, они доверяют, особенно если ты заботишься о них с самого их рождения. Ты взращиваешь животное, привязываешься к нему, начинаешь его любить и чувствуешь любовь в ответ, а потом тебе нужно занести над этим живым существом нож и…
Юноша заплакал – горько, навзрыд. Он ни капли не стеснялся своих чувств, не стеснялся незнакомых людей, не боялся показаться слабым. Кого-то такая искренность могла бы расположить, но Церций забеспокоился и шепнул Адель:
– Мне кажется, что он нам не подходит.
– А мне кажется, что мы не в том положении, чтобы выбирать, – так же шёпотом парировала Адель.
– Я просто боюсь, что с нами ему будет ещё хуже. Он какой-то… слишком светлый.
– Он