он с таким успехом вытеснил из своего сознания, что искренне недоумевал, пытаясь понять, отчего же он чувствует себя так плохо.
Он обернулся назад, и после непродолжительных поисков нашел ее на предпоследнем ряду. Она что-то записывала в блокнот, не поднимая головы.
И она была очень, очень красива, а ему было очень, очень мерзко от всего сразу – и от желания обладать ей, и от их вчерашней ссоры, и от того, что она предпочла ему другого; и, пожалуй, эти обстоятельства сыграли далеко не последнюю роль в том, что произошло дальше.
Снова повернувшись к лектору, который как раз закончил говорить об отступлении советских войск из Прибалтики и почему-то сразу перескочил к сорок четвертому году, Ян попытался отвлечься на его долгий, лишь изредка прерываемый короткими паузами монолог – и в этот самый момент Реймо заговорил о легионерах СС.
– Есть принципиальная разница, – говорил Реймо, – между германскими частями СС и Балтийскими легионами. Цели последних отличались от целей и идеологии германских эсэсовцев, поскольку они заключались в борьбе с большевизмом, в освобождении прибалтийских республик от всякой оккупации и в возвращении им независимости. По этой причине…
– Я могу задать вопрос? – неожиданно громко спросил Ян, бесцеремонно перебив его.
В аудитории повисла тишина; все теперь внимательно слушали их. Реймо, прервав свой монолог, какое-то время с удивлением смотрел на Яна. Затем, не демонстрируя совершенно никаких эмоций, ответил ему:
– Вопросы я предлагаю отложить до конца лекции. Осталось совсем немного.
– Боюсь, подходящий момент будет упущен. У меня короткий вопрос, – настойчиво повторил Ян.
– Пожалуйста, – после еще одной короткой паузы пожал плечами Реймо.
И Ян отложил в сторону ручку и бросил первый пробный камень:
– Вам известно, что Нюрнбергский трибунал признал СС преступной организацией? – спросил он.
Реймо недобро усмехнулся. Он сразу понял, что происходит.
– Молодой человек, а вам известно об особом статусе эстонских, латвийских и литовских легионеров СС? – ответил он вопросом на вопрос, копируя интонацию Яна.
– Мне известно, что приговор Нюрнбергского трибунала никогда не менялся, – парировал Ян, – в том числе, и в этой части. А об особом статусе, к которому вы апеллируете, говорилось в каком-то там американском документе, подписанном через несколько лет после Нюрнберга госсекретарем Макклоем. И никакого отношения к приговору трибунала этот документ не имеет.
– Вы знаете, я думаю, дело ведь не в документах, – снова усмехнувшись, сказал Реймо. – Вы, очевидно, не согласны с утверждениями, которые здесь прозвучали; так что, я полагаю, нет смысла нам вести юридический спор?
– Пожалуй, – охотно согласился Ян. – Я не согласен с тем, что эстонские или латвийские легионеры хоть чем-то отличаются от прочих эсэсовцев – даже если