революции принять
Не захотел, нет к ним в нём интереса.
Пришлось Россию спешно покидать.
И вот в Париж спешит он из Одессы.
Он там, в кругу литературных львов
Когда-то жил, в днях юности мятежной.
Бальмонт, Волошин, Брюсов, Гумилев
В Париже с ним общались неизбежно.
Возможно, встретит вновь кого-нибудь,
Немало там их, изгнанных талантов.
Но как тяжёл, как труден нынче путь,
Теперь в Париж он едет эмигрантом.
Наверно, жить придётся как-нибудь
И создавать себе судьбу иную,
Войдя к друзьям в литературный круг,
Как в новый мир, в чужую жизнь шальную.
4
И вот Париж. Но он уже другой.
В нём масса эмигрантов из России.
Когда-то был для многих он мечтой,
Невероятно яркой и красивой.
Богатым людям здесь жилось легко.
В Париж стекались многие таланты.
А нынче не богат уже никто
В рядах российских, грустных эмигрантов.
Волной войны гражданской нанесло
Их как песок на улицы Парижа.
А среди них и Алексей Толстой
С женой и сыном. Как бы здесь им выжить!
Где им устроиться? Где жить? Как быть?
Теперь их жизнь на грани зла и смерти.
Ах, Родина! Как трудно позабыть
Прошедших дней твоих великолепье!
5
Но Родина осталась вдалеке
И чувств любви к нему не выражает.
Во Франции не признанный никем
С семьёй в Берлин он спешно уезжает.
Быть может, там найдёт себе приют.
Приходится бороться неустанно
За жизнь семьи, за право на уют.
Но и Берлин писателя обманет.
В те годы много написал он книг
О днях, войной безжалостно разбитых.
И всё же стал немного знаменит,
Хотя б своим романом «Аэлита».
Но заграница не родной очаг,
До боли в сердце хочется в Россию.
И пусть над ней иной трепещет флаг,
Но ведь и он, как русской мощи символ.
6
Все мы порой, в тяжёлых временах
Своё мировоззрение меняем,
Не потому, что заставляет страх
А потому что просто привыкаем
К иным идеям, если в них вреда
Мы для себя не ощущаем вовсе.
Тревожит ностальгия иногда,
Но жизнь к иным явлениям уносит.
Вот и Толстой довериться спешит
Властям России, не теряя время.
И Сталин возвратиться разрешит,
Тому, кто был талантлив, несомненно.
Сам вождь стал покровителем ему.
Откуда в нём такое благодушье?
Ни Лев он, но Толстой