во всем сознался. Ему предъявили обвинение по трём статьям Уголовного Кодекса РФ – 264-й, 265-й и 307-й.
Почти шесть часов сидел он на допросе у следователя Кваскова – сорокалетнего сухого человека с морщинистым жёлтым лицом и бледными глазами.
– Так что же вы уехали с места происшествия? – ровным и безразличном тоном спрашивал он, записывая что-то на разлинованном листе. – Не помогли ребёнку…
– Растерялся, не знал, что делать, – как можно спокойнее, и вместе с тем убедительнее отвечал Грудинин.
– Ну а не позвонили в скорую почему?
– Думал, уже нельзя ничего сделать. Она была в таком состоянии, что я подумал…
– Зря вы подумали, – сухо прервал следователь, изящным движением двух длинных жёлтых пальцев перелистывая страницу. – Ну а зачем в полицию заявляли об угоне?
– Я не знал, как поступить, не мог ничего решить, – отвечал Грудинин, то следя за движениями рук следователя, то поднимая глаза и ищущим взглядом пытаясь поймать его взгляд.
Вообще же вопросы, задаваемые ему, он слушал плохо. Его мысли крутились вокруг одного, главного обстоятельства, он старался сообразить – как и сколько предложить денег?
«Да, по тону его понятно, что ему всё безразлично, – говорил он себе, оглядывая кабинет следователя – маленькую комнату, с покрытым истёртым до дыр линолеумом полом, длинным стеллажом вдоль стены с рядами папок, и столом, заваленным бумагой. Его взгляд остановился на полке с делами. – Да, да, – думал он, так пристально присматриваясь к одной, покосившейся и съезжающей набок папке, словно хотел подтолкнуть её взглядом. – У него таких дел десятки, сотни. Я для него ещё одна такая пыльная папка. Надо только смело приступить к делу, он только того и ждёт. Согласится, сразу согласится».
Но как он ни собирался с силами для этого предложения, произнести его так и не смог – спокойное и безэмоциональное лицо следователя каждый раз останавливало его
В два часа дня в дверь кабинета быстро постучали и через мгновение в неё заглянуло круглое и блестящее как намасленный блин лицо Буренина – адвоката и давнего знакомого Грудинина.
– Можно? – спросил он, уже весь показываясь в дверях – в мокром на плечах от растаявшего снега, плюшевом модном коротком пальто. Грудинин встал.
– Нет, Алексей, сиди, сиди пока, – остановил его Буренин, сделав успокаивающий жест рукой. – На секунду можно? – обратился он уже к Кваскову. Квасков, медленно затушив сигарету о край полной пепельницы, со своим ничего не выражающим лицом встал и, взяв подмышку папку с показаниями Грудинина, вышел в коридор.
«Сейчас решится все», – подумал Грудинин. Но прождал он долго – около часа, в нервном томлении то осматривая обстановку кабинета, то глядя в зарешеченное окно, засыпаемое крупным снегом, то наблюдая за входившими сотрудниками, приносившими и забиравшими бумаги.
Наконец, в кабинет вместе вошли, не разговаривая друг с другом, оба с хмурыми лицами, адвокат и следователь.
– Мне