говорил он мне, – погости у нас в пустыни: тебе спешить некуда, да и не к кому. Будь покойна – я тебя не оставлю. Поди теперь в гостиницу, отдохни!
Приласкал меня батюшка, благословил… И ушла я от него не помня себя от радости.
Пока я говела, каждый день ходила к старцу на благословение. Батюшка меня принимал милостиво, но я всякий раз подходила к нему со страхом.
Наступил день исповеди.
Когда старец взял меня на исповедь, то сказал:
– Исповедуй мне все свои грехи. Припомни от самых юных лет и до сей минуты!
Великое и страшное это было для меня испытание! Ох, как тяжко жить на земле грешному человеку!.. Я тяжело вздохнула. Не утаился мой вздох от прозорливого батюшки. Он молча на меня взглянул и стал надевать епитрахиль и поручи… Что было тут со мною, что творилось в душе моей в эти минуты, того словами и передать трудно. Мне казалось, что я сгорю от стыда.
Несчастная, горькая была доля моя в юности! Тринадцатилетняя девочка замужем за пятидесятилетним! Тяжел и страшен был мне крест этот, и я в семнадцатилетнем возрасте без памяти влюбилась в молодого соседа, полковника, который, выйдя в отставку, поселился жить вблизи от нас, в своей деревне. Красивый, ловкий, образованный был он человек, и с первой же встречи в нашем доме мы без памяти полюбили друг друга. Он умер прежде моего мужа.
Ох, как было трудно рассказать это старцу!
Но батюшка уже все провидел и помог мне освободить душу от тяготевшего на ней греха: он сам мне предложил роковой вопрос и затем сам же и промолвил вопросительно:
– Да?
Я закрыла лицо руками и, сгорая от волнения и стыда, бросилась к его ногам и сказала едва слышным шепотом:
– Да!
– Ну, – сказал он, – теперь ты моя дочь духовная, и я тебя никогда не оставлю.
Батюшка обошелся со мною с такою лаской, с такой милостью, что с этой первой моей встречи я привязалась к нему всею моею душою, всем существом моим, и на сердце моем не осталось у меня от него ни одной сокровенной тайны: я видела в нем от Бога посланного мне Ангела Хранителя, спасающего душу мою многогрешную.
С этого времени я стала часто ездить в Оптину Пустынь. Добрый старец понемногу начал меня знакомить с духовной жизнью, и за его святыми молитвами я постепенно приучилась отставать от суетной, светской жизни, оставляя ее навыки и привычки.
Однажды, принимая меня в своей келье, батюшка услыхал от меня табачный запах.
– Ты куришь? – спросил он меня.
– Простите, батюшка, – сконфуженно ответила ему я, – курю и не могу с папироской расстаться.
– Курить – беда невелика, – сказал мне старец, – а можешь ли ты добровольно не курить своих папиросок?
– Не могу: без них меня тоска мучает.
– Вот и беда! – сказал батюшка. – В этом-то и грех состоит, девочка! В страсти – грех, а не в курении.
Помолчав немного, старец улыбнулся и прибавил:
– Ну, Бог даст, мы с тобою эту страсть победим! Оставшись вдовой, я переехала жить в деревню.
Была уже