незаметно, как день один, на святой земле Оптинской.
Перед кончиной Татьяну Герасимовну постригли в схиму.
– Танюшка, матушка! – говорит умирающей сестра, – помолись обо мне, не забудь меня, когда предстанешь пред Престолом Божиим.
– Если стяжу дерзновение, – ответила та, – не только о тебе, но и о всех знаемых буду молиться. Кланяйся всем и проси у всех молитв за меня, грешную!
С молитвой на устах и перешла в жизнь вечную оптинская праведница. Умерла, как уснула…
Как удивительно просто совершается здесь переход от временной жизни в небесную вечность! – ни слез безутешных, ни жгучего горя: точно переезд с одной квартиры на другую. Пожил себе человек, сколько Бог положил сроку, и – с Богом: нечего тут заживаться! Там много лучше…
Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9).
– И что это за прекрасная страна, из которой никто назад вернуться не хочет? – с таким полувопросом обратился раз ко мне один из старейших оптинских монахов о. Нафанаил (Жураковский)[27] помнящий еще великого старца Макария[28] и не менее великого архимандрита Моисея.
– Ах, – продолжал он со вздохом, – какая это прекрасная должна быть страна! Только как угодить-то туда нам, грешным? Задумаешься так-то иной раз и заскорбишь, чувствуя свою недостаточность: жил, жил монах всю жизнь, а что нажил? С чем предстанешь пред Судией-Искупителем? Одни грехи и никакого исправления!..
И вспоминается мне, мой батюшка, как я однажды пришел с такими мыслями к покойному старцу Амвросию, расстроенный и огорченный ими до крайности…
– Ну, – спрашивает меня старец, – сказывай, отец Нафанаил, как живешь, как храмину свою духовную воздвигаешь?
– Что, – говорю, – батюшка, одно горе! Кирпич один заложишь, а два вытащишь; камень вмажешь, а три вывалятся: какая это постройка – мусор один! Впору только плакать!
– А ты не скорби, – говорит батюшка, – не отчаивайся! Послушай-ка, что я тебе расскажу! Жила-была одна барыня-помещица, и очень она чистоту на своем дворе любила. Как встанет утром, так прямо к окошку на двор и смотрит, все ли на дворе у нее чисто. Дворня привычку эту ее уже знала и уж, конечно, потрафляла[29]… И вот, братец ты мой, случись раз такая беда: заболела барыня и что-то долго проболела, а холопы-то ее за это время возьми и запусти чистоту дворовую; и посреди двора воздвиглась немалая мусорная куча… Как встала с одра болезни барыня, так сейчас к окошку…
– Это, – кричит, – что? Прибрать сейчас, убрать, чтобы глаза, – говорит, – мои не видали этого безобразия! Сейчас все свезти под гору в яму!
Стали барынино приказание выполнять, а старик-приказчик, человек опытный, и говорит рабочим:
– Вы кучу-то мусорную поаккуратней убирайте: что гоже, отбирайте к стороне, а что негоже, то только и везите под гору…
– И что ж ты, о. Нафанаил, думаешь? – сказал мне батюшка Амвросий. – Как взялись за кучу-то, так мало чего и под