кроны вложили в этот отпуск, которого не будет. И наш сын пропал.
– Мы, наверное, могли бы… – она с сомнением смотрит на меня, – могли бы справиться у друзей, я уже написала Лизе с Калле и Хенни со Стаффаном, и они…
– Я тебя умоляю, ты что, хочешь сказать, – говорю я тихо, чтобы не потревожить Бекку, у которой осталось где-то полбутылочки, – мы поселимся у твоих подружек из «мамского клуба»[36], это и есть, типа, твой план?
Нам, конечно, надо было поговорить об этом еще вчера, в каком-то смысле нам надо было завести этот разговор очень давно, задолго до пожаров и всей неразберихи, но нам совершенно точно нельзя вести его в присутствии Вильи и определенно не здесь, я сам с трудом понимаю, что говорю.
– В таких ситуациях люди приходят друг другу на выручку, – мямлит Карола. – Помогают.
– А мы-то кому помогли, милая? Уж если начистоту? Мы в этом дерьме сутки провели, и что, помогли хоть единому человеку?
Наверное, я ищу трещинку, способ докопаться до нее, секунду искренности.
Бледное лицо скукоживается.
– Я помогла тебе, – произносит она. – Заставила Мартина ездить по окрестностям и искать тебя несколько часов подряд. Потому что тебе захотелось поиграть в героя на чужом мотоцикле.
– На квадроцикле, – напоминаю я ей. – Это был квадроцикл.
Она выдает сиплый отрывистый смешок:
– На квадроцикле. Смех да и только, какого хрена ты, по-твоему, вытворял?
Боль в черепной коробке, стыд отходят на второй план, теперь все концентрируется на Кароле, которая пытается отобрать у меня последнюю крупицу достоинства, тот краткий миг в сарайчике, когда я сел на сверкающий новенький квадроцикл, повернул ключ и почувствовал, как вибрации пробиваются сквозь нижнюю часть живота, как машина пружинит, рычит подо мной, почувствовал, что отправляюсь в путь, ощутил вкус приключения, свободы, черт возьми, я и не припомню, когда в последний раз чувствовал себя настолько свободным, но помню, как вдруг закричал, невольно, в экстазе, и кричал-то будто не я, а тот я, что был с ней, когда ревел от наслаждения, так я кричал, кончая в нее, выкрикивал ее имя, мои мускулы сжаты в ее руках, запах ее пота, и я хочу разрушить все, очень этого хочу.
Я широко улыбаюсь жене:
– Чтоб ты знала, было чертовски приятно покататься.
Она вперяет в меня взгляд, глаза почернели от злобы, все замирает на какой-то миг, а потом – поначалу лишь небольшое подергивание в уголке рта, морщинка на лбу разглаживается, и одинокая слезинка медленно стекает по ее правой щеке; я ненавижу, когда она плачет, не могу это выносить, если бы я не сидел, держа Бекку на руках, то попытался бы обнять ее, прижать к себе, погладить ее плечи и сказать «прости», но сейчас могу только виновато улыбнуться и покачать головой, сокрушаясь по поводу всей этой истории:
– Я устал, Карола. У меня болит голова. Прости. Давай пока оставим это.
– Когда ты собирался рассказать? – спокойно спрашивает она.
Толпа на перроне