её.
– Могли бы и запереть до моего возвращения, – сказал Ржевский.
– Маланья Якимовна сначала хотела, – сказала Дуня, – но Полуша вся слезами изошла, на колени перед нами встала. «Пустите» говорит.
– И вы отпустили? – укоризненно спросил Ржевский.
– Не сразу, – возразила Груша. – Сперва Маланья Якимовна начала её упырём пугать. Говорит: «Если сейчас уйдёшь, вдруг тебя упырь схватит».
Дуня решила пояснить для Тасеньки:
– Вы ж, наверно, не знаете, барышня, что к нам намедни упырь приезжал. Богатый. Сам в коляске, с кучером. Хотел Полушу купить, но барин не продал. А Полуша очень этого упыря испугалась, и вот Маланья Якимовна, чтоб Полушу в лес не пустить, стала её стращать: «Украдёт тебя упырь, если из усадьбы выйдешь».
Рассказ подхватила Груша:
– Полуша поначалу задумалась, а затем снова заплакала: «Что ж делать, если я на сегодня со знахаркой уговорилась?» Наконец решилась: «Пойду», – говорит, а Маланья Якимовна рассудила, что ничего не поделаешь. Если Полушу даже страх перед упырём не удержит, то ничем её не удержать. Пусть идёт. А Полуша перед уходом попросила: «Не говорите барину, пока не вернусь».
Тасенька, слушая Грушу и Дуню, уже не выглядела следователем. Следователь рад, когда его догадка подтверждается, а Тасенька загрустила и посмотрела на Ржевского так, будто просила прощения, что оказалась права.
– Где эта ваша ведьма-знахарка живёт? – спросил поручик.
– Про то Маланья Якимовна знает, – ответила Дуня.
Глава третья,
Ржевский ринулся в гостиную, где в это самое время сидела в кресле и попивала квас из фарфоровой чашки старушка Белобровкина. Возле кресла стояла Маланья и как раз отвечала на очередной вопрос:
– Да в том же кресле, где вы сидите, упырь-то и сидел. Вон слева на подлокотнике даже следы когтей остались.
– Ох, нечисть! – воскликнула Белобровкина, приподнимая левую руку, чтобы рассмотреть бороздки на поверхности лакированного дерева. – Так значит, он говорил, что девка ему для театра нужна, а не чтоб кровь из неё сосать? Врал небось.
– Кстати о вранье, – сказал Ржевский, стоя в дверях. Из-за его плеч выглядывали Тасенька, Груша, Дуня и Петя.
Маланья изобразила на лице и во взгляде полное недоумение.
– А? Что такое, барин?
– Вот сниму тебя с постов ключницы и кухарки, тогда узнаешь, что такое, – грозно произнёс поручик. – В посудомойки разжалую!
– Это за что же? – спросила Маланья.
– Чистосердечное признание и раскаяние облегчают вину, – сказала Тасенька, снова сделавшись похожей на следователя.
Маланья тут же бухнулась на колени.
– Прости меня, батюшка барин! Мудрила я, мудрила и перемудрила! – Она осенила себя крестом и склонилась почти до пола, а затем снова подняла голову. – Перемудрила, дура старая!
– Маланья, не надо крепких выражений, – пробормотал Ржевский, покосившись на