запах. А бабушка никуда ездить не любит, она боится скорости, и у неё кружится голова. Они с Нянькой остаются сидеть на скамейке и машут нам «До свидания», Нянька машет «до свидания» палкой. Мы трогаемся с места и начинаем интенсивно махать руками каждый в своё окошко. Сегодня мне хочется поскорее доехать: до города далеко, мне тесно между моей и Нинкиной мамой, и от машинного запаха слегка подташнивает. Сестра, надувшись, сидит на коленях у тёти Риммы и пинает пыльным сандаликом зелёное сиденье впереди себя. Я кошусь на свою маму, если бы я так сделала, мне бы уже влетело. Я тоже надуваю губы и смотрю на руль, в середине которого выдавлены буквы АЗЛК, я думаю о лифте, мне представляется вагончик поезда, карабкающийся вверх по ступенькам.
«Общага» оказалась красивым девятиэтажным домом с качелями и гаражами во дворе. Я с замиранием сердца вхожу в тесный гудящий шкафчик, который тут же сам закрывает дверцы. Меня прижимают в углу, перед моим носом синий в дырочку-капельку сандалик Нинки, которую тётя Римма держит на руках. Я боюсь, что шкафчик не откроется.
– Это лифт, – поясняет дедушка.
Я уже и сама поняла, хотя представляла себе всё совсем по-другому.
Мы заходим в длинный, пахнущий супом, коридор с множеством дверей и бельевых верёвок. Откуда-то доносится шум воды, звон посуды и детские голоса. Мне, определённо, здесь нравится.
– Ты будешь спать на раскладном кресле, – мама заводит меня в просторную комнату с жёлтыми стенами. Вся мебель здесь новая. Нет ничего из домика-сарая на Белой горе. В кресле, на котором мне предстоит спать, сидит кукла-мальчик в коричневой панамке.
– Это Андрюша, – говорит мне мама. Она поворачивается к шкафу и одним движением достаёт оттуда вторую куклу-близнеца в такой же панамке, сшитой как будто, из медвежьей шкурки.
– А это Антоша, – мама даёт куклу Нинке.
Я не хочу, чтобы кукла была мальчиком. И имя Андрюша мне не нравится. У Антоши личико милее, если с него снять панамку и надеть платьице, он мог бы стать Ирочкой. Ему подходит это имя. Я уже знаю, что не буду любить своего Андрюшу, но плакать и отбирать куклу у маленьких некрасиво. Я понимаю, какое счастье, что Нинка мне двоюродная сестра, а не живёт со мной всё время.
– Нинка, дура, хвост надула и по речке поплыла, – бормочу я под нос, пока взрослые разбирают узлы и сумки.
– Я маме лассказю, – сюсюкает сестра.
– Ну и рассказывай, кино показывай, – выливая сейчас на малявку весь набор детсадовских дразнилок, я кажусь себе очень важной и остроумной, и окончательно убеждаюсь в том, что не люблю малышей.
В дверь стучат, и тут же, не дожидаясь ответа, открывают её. На пороге стоит худенькая девочка с прямыми, как солома тёмными волосами и мальчик на голову ниже меня, у него под носом розовое пятно, такое бывает, когда долго не проходит насморк.
– Знакомься, солнышко, это Римма и Слава. Будешь с ними дружить, – мама непривычно весела и гостеприимна.
Странные дети. Откуда они здесь взялись? И почему