не хотим), оставим так же Украину советскую и виртуальный (с трудом вспоминаемый) Крещатик и вернемся в Санкт-Ленинград в ресторан на Невском, где помянутые мной Топоров и Кантор уже напрочь забыли о Перельмане.
Да и как им не забыть о Перельмане?
Кантор и Топоров (живой «гений» и усопший «гений») размышляли о будущем, а Перельман как раз этим будущим и был.
О нём – не следовало размышлять, но – его следовало знать. Правда, знание такое – для «всего» человека, а не для его «частей», порасспыпанных в различных версификациях реальности.
Поэтому им (человеческим гениям, каковыми – они себя полагали) оставались их размышления.
Перельман с Мальцом, вновь крепко-крепко вцепившемся ладошкою в его ладонь, стояли перед входом в ресторан, и Перельман (в отличие от Кантора и Топорова немного более весь, чем они) тоже размышлял о будущем: явившись из прошлого, достаточно оглянуться вокруг.
– А что, Хельга совсем ушла? – спросил он у римского мальчик.
Итак, любовная интрига продолжилась.
– Хочешь, чтобы я её вернул? – удивился мальчик, после чего радостно процитировал из Сатирикона:
– Иному приходится испустить непоседливый дух, вылетев из повозки, как если бы в ней наехав на камень.
Он прямо имел в виду: хорошо, что украинские нацисты дали тебе леща (напомню: повредив перепонку в ухе и раздробив Перельману рот – это никуда не ушло).
После чего Малец-Эрот гневно вопросил:
– Так ты правда захотел вдруг остановиться, оглянуться, обрести себе точку опоры? Неужели ты, поцеловавший меня, именно женщину полагаешь точкой опоры? Понимаю тебя: женщина воплощает душу в смертную плоть (рожает в смерть); ты желаешь ощутительного и материального, а не виртуального.
Он крепко дернул Перельмана за руку и изрек вдруг на древнееврейском:
– Отдаёшь свое первородство за чечевицу.
– Пойдем в зал. Я хочу вернуть тебя тем, у кого забрал, – сказал ему Перельман.
– Ты думаешь, что меня получится «отдать»? – мог бы сказать мальчик.
На деле (и в этом виртуале) он произнес:
– Ты думаешь, что ты думаешь.
А ведь мог бы ещё сказать:
– Ты хочешь хотеть; но – с этого всё и начинается.
Не начинайте с начала!
Иначе начала качнутся
Совсем не качелями детскими
И не игрушечным штормом…
Но станет тебе просторно.
То есть не станешь умнее
Или не станешь глупее:
Будешь вторником или средой
Посреди огромной недели,
Которой вдруг стало много!
Как волосок бороды
У старика Хоттабыча
Не твои исполняет желания,
Но их исполняют тобой.
– Не будем тревожить человеческих псевдо-гениев, ни живых ни мертвых: пусть говорят между собой и измысливают человечеству какую-никакую пользу, – сказал древнеримский мальчик и снова сильно (и даже несколько больно) дернул Перельмана