возможности. А у него внутри есть животное? Он тоже хватает Трикси, рычит, у него перекашивается лицо? Она держала его за волосы, чувствовала его плечи между своими бедрами. Хворостинка. Она правда хворостинка? При мысли о Феликсе Мэриен начинала дергаться, нервничать. Она уже таскала его на двор показать машину Уоллеса, поднимала капот, демонстрировала заплатки и крепежи, которые придумала в моторе. Любезный Феликс все время подмигивал и вроде был искренне впечатлен ее автомобильными познаниями. Ей нравились его усы и аккуратная, перетянутая ремнем бриджей талия. Когда он принимал ванну, она проходила мимо чаще, чем требовалось, однажды, притормозив и прижав ухо к двери, слушала редкие короткие всплески.
Разумеется, тут же появилась Трикси. Она надела поношенное мешковатое синее платье, вероятно, из крошечного чемодана, ее единственного багажа. Заметив Мэриен, Трикси остановилась и улыбнулась дрогнувшей, прокисшей улыбкой. Волосы, на сей раз не покрытые косынкой и влажные после ванной, были коротко подстрижены согласно моде, что не шло к ее длинному лицу. Губы она намазала темно-красной, почти лиловой помадой, глаза и брови подвела карандашом. Все это ей не шло. Без рабочего комбинезона она стала только хуже.
– Чего доброго, можно подумать, что ты подсматриваешь, – фыркнула Трикси.
– Я проверяла, есть ли там кто.
Брови поднялись, лиловый рот сжался:
– Любопытство до добра не доводит.
Непросто было объяснить вспыхнувшую между ними враждебность. Мэриен вытерпела колкости, не дрогнув, и стояла, прижавшись спиной к двери в ванную (слабый плеск, тихий кашель), пока Трикси, поправив волосы, не ушла.
Кроме Джейми, перед которым стояла печеная картошка, на ужин все ели приготовленное Берит жаркое из дичи.
– Ты не любишь жаркое? – спросила Трикси у Джейми.
– Он не ест мяса, – ответила Мэриен.
– Да у него и зуб-то нет, – хмыкнул Калеб, явившийся без предупреждения и без приглашения, что делал частенько. – У него там только нёбо. Поэтому и жует одну картошку. Расплющивает ее языком.
Мать Калеба часто тратила все деньги на выпивку, а он, когда было лень добывать себе пропитание, появлялся у Грейвзов за столом. Берит кудахтала над ним, кормила кусковым сахаром, очищенными фруктами, полными ложками варенья. Думая, что никто не видит, гладила по длинным волосам, чей обсидиановый блеск отвечал чему-то неожиданному в ее упорядоченной скандинавской душе.
– Нет зубов, – поправил Уоллес. Несвойственная ему строгость проявлялась в том, что он вечно исправлял грамматические ошибки.
– Нет зубов? – переспросила Трикси.
– У Джейми прекрасные зубы, – сказал Уоллес. – А у Калеба несколько странное чувство юмора.
Трикси бросила неодобрительный взгляд на Калеба и обернулась к Джейми:
– Не ешь мяса? Почему?
– Противно, – ответил тот.
– Он хочет сказать, противно с духовной точки зрения, – уточнил Уоллес. – Убивать животных для того,