спросил тот.
– Немцы увидели футляр для лекарств с инкрустациями по лаку, некогда принадлежавший Отака Гэнго, и спросили, можно ли его купить. И вот что ответил им Тофу. Послушай, это очень забавно. «Японцы, – сказал он, – честный и неподкупный народ, поэтому ничего у вас не получится». До сих пор все шло более или менее благополучно, но потом немцы, обрадованные тем, что им попался человек, умеющий говорить по-немецки, засыпали его вопросами.
– Что же они спрашивали?
– Что! Если бы он только знал что, тогда бы можно было не беспокоиться, но немцы буквально забрасывали его вопросами и говорили так быстро, что он не мог ничего понять. Он лишь понимал, что его спрашивают о баграх да таранах, но полного смысла не улавливал. Сэнсэю пришлось очень туго, потому что он никогда не учил, как будет по-немецки багор или таран.
– Оно, конечно, так, – сочувственно вздохнул хозяин, вспоминая, что ему пришлось испытать самому за годы работы в школе.
– Тут, привлеченные диковинным зрелищем, понемногу стали собираться зеваки. Они окружили Тофу и немцев и глазели на них. Тофу покраснел и окончательно смутился. На смену первоначальной бодрости пришла полная растерянность.
– Чем же все это кончилось?
– Тофу не мог больше выдержать ни минуты и, буркнув по-японски «до свиденья», бросился наутек. Я потом спросил его: «“До свиденья” звучит несколько странно, что, разве у тебя на родине вместо “до свидания” говорят “до свиденья”?» – «Почему же, – ответил он, – у нас тоже говорят “до свидания”, но поскольку моими собеседниками были иностранцы, я специально для гармонии произнес “до свиденья”». Я просто в восторге: вот человек, даже в трудную минуту не забывает о гармонии.
– Ну ладно, значит, он сказал «до свиденья», а что же иностранцы?
– Те, говорят, были ошеломлены и только таращили глаза, ха-ха-ха… Забавно, правда?
– Ничего особенно забавного я здесь не вижу, гораздо забавнее то, что ты специально пришел рассказать мне об этом, – сказал хозяин и стряхнул пепел с папиросы. В эту минуту у ворот кто-то громко позвонил, и резкий женский голос спросил: «Разрешите?», Мэйтэй и хозяин удивленно переглянулись и замолчали.
«Женщины являются к нам не так уж часто», – подумал я, и в ту же минуту в комнату вошла обладательница этого резкого голоса, волоча по полу подол своего двойного крепдешинового кимоно. Лет ей было, наверное, немногим больше сорока. Прорезанная глубокими залысинами копна волос возвышалась над лбом подобно дамбе, высота прически составляла примерно половину длины лица. Щелки глаз, еще более узкие, чем у кита, поднимались круто к вискам, подобно склонам насыпи. Ее нос был необычайно крупный. Невольно создавалось впечатление, что раньше этот нос принадлежал кому-то другому, но женщина похитила его и пересадила на свое лицо. Как огромный каменный фонарь, перенесенный из храма поклонения духам павших воинов на маленький, всего в три цубо двор, он закрывал почти все лицо и все-таки казался каким-то совершенно инородным телом. Это был из тех носов, которые называют носами-крючками; однажды он принялся изо всех сил тянуться