и даже ее побаивалась, а деньги особо не любила. Семь лет назад родители помогли купить однушку в зеленом районе, и я засела в ней, как одинокий зверек в клетке: для меня одной она была непомерно огромной, а выйти замуж не получалось, хотя я очень старалась. Мужчины появлялись и исчезали, они были по-своему неплохими, но ни с одним из них не удавалось построить крепкие отношения; я не хотела ребенка настолько сильно, чтобы родить его «для себя». В целом я страдала, но как-то привычно: мне не приходило в голову, что можно по-другому. Все вокруг существовали похожим образом. Я, впрочем, посещала психотерапевта, пытаясь разобраться в себе; были периоды простоя в съемках, когда он оставался моим единственным собеседником на недели. Очередной масштабный проект на работе подошел к концу; наступающая зима с ее холодом и долгими темными вечерами пугала меня до смерти. Я просыпалась по ночам и, глядя в темноте на стену, думала о том, что жизнь проходит мимо.
Белка нашлась сама: она собиралась зимовать в Азии и искала попутчицу. Саня уже была в Гоа и жаждала туда вернуться. Мы обменялись сообщениями в vk (она жила в Архангельской области) и встретились, когда она была проездом в Москве. При виде Белки я вытаращила глаза, выронила ключи на пол и на несколько минут лишилась дара речи.
Между нами не было ничего общего. Ей двадцать, мне вот-вот стукнет тридцать, она из региона, я «из самой столицы!»; она высокая худенькая блондинка с нарощенными ресницами, эффектная, охочая до развлечений, украшений, платьев и мужчин, хищница, подвижная и любопытная, пробующая на зуб все новое; я – полная, низенькая и смуглая, безобидная, словно травоядное, привыкшая изо дня в день опасаться окружающего мира, быть для всех удобной и не выходить за рамки личного «загона». Саня окончила только колледж и работала администратором в салоне красоты; я была увешана дипломами, грамотами и сертификатами об окончании курсов, как породистая овчарка-медалистка, моим главным козырем и наивысшей гордостью был журфак МГУ. Разница в образовании и статусе была очевидной, количество приложенных усилий и потраченного времени – тоже, а итог, как казалось уязвленной мне, – обидно незакономерным. Саня была довольной собой и невозмутимой, я – потерянной и неуверенной. Меня учили много работать и «за это воздастся», к тридцати я устала до смерти и разочаровалась до глубины души. Основанная «ни на чем» самоуверенность Белки, привыкшей брать все, что ей нужно, вызвала у меня прилив раздражения. «Мы не сойдемся», – мелькнуло в голове, когда Саня поставила на пол сумку-портплед и ушла в ванную мыть руки. Совсем не так я представляла себе человека, с которым предстояло прожить полгода в самой тесной близости.
Однако Белке удалось успешно столкнуть меня с мертвой точки. Для меня поездка в Индию была смутной, эфемерной идеей, а для нее – очевидным планом, который она воплощала, не испытывая сомнений. Было стыдно признаться ей в своих комплексах, приходилось изображать невозмутимость и действовать.