пропускать. Кровавая струя, хлынувшая из носа, заставила других проникнуться к яростному пареньку уважением, его больше не удерживали. Вооруженные люди рыскали по комнатам. Уго пытался понять, где же в этом замке евреи.
Всех заставил замолчать требовательный окрик. «Тихо!» – послышалось во второй раз. Люди остановились, теперь многие призывали к тишине. «Еретики!» – донеслось из большого замкового зала. Кто там кричит? Уго попытался заглянуть вперед. «Слуги Иеговы! – гремело в зале. – Отрекайтесь от своей проклятой веры – и избежите наказания. Христос в бесконечной своей милости сжалится над вами, вашими женами и вашими детьми. Если откажетесь – умрете прямо здесь».
Большой крест из собора спешно доставили на площадь Сант-Жауме: там разместились священники, нотариусы и писцы – на случай, если евреи пожелают обратиться в христианскую веру. Здесь они будут крещены и записаны под новыми именами: Хуан, Рамон, Педро…
В зал по одному входили евреи. Их было больше тысячи, и каждый останавливался перед главарями мятежников. Звучал короткий вопрос: «Обращение или смерть?» – «Обращение». Многие предпочли отречься от своей веры. Таких направляли на площадь Сант-Жауме.
Уго сумел протиснуться к центру зала (туда, где задавали вопрос), когда в замке стало меньше народу: мятежники один за другим покидали зал, сопровождая тех, кто изъявил готовность отречься. Находились и такие, кто ничего не отвечал – верные своей религии, стойкие в ее защите. «Болван!» – крикнул первому отказнику христианин и тотчас же одним взмахом ножа перерезал ему горло – как и было обещано.
Трупов становилось все больше. Кто-то предложил их вынести. «Нет, пусть видят!» – выкрикнул один из главарей. И Уго видел. Юношу обволакивал запах крови и экскрементов тех, кто решил умереть: их слабые, дряблые тела не могли соответствовать суровому решению. Уго не удивился и тогда, когда увидел, что роль палача с большим ножом в руке принял на себя Лысый Пес. Он резал евреев так же, как резал скотину на бойне. Вонь, крики, плач мужчин и женщин, улыбки на лицах убийц… Уго распрямился и глубоко вздохнул, бросая вызов страху. «Обращение». «Обращение». «Обращение». Спустя недолгое время всем стало ясно, что женщины чаще упорствуют, молчат… или говорят громче обычного, вознося молитвы своему Богу. Матери и дочери, старухи и девушки обрекали себя на смерть.
Уго заметил ее в длинной очереди, которая тянулась от дальней двери. Дольса тоже узнала его в толпе. «Она что, мне улыбается?» – изумился Уго. Как будто услышав немой вопрос, Дольса улыбнулась еще радостнее. Девушка двигалась вперед уверенно, следом за ней шли ее мать и ее дед. Да, евреи упрямо отстаивали свои верования, стойко встречали смерть – так, по рассказам священников, вели себя мученики христианской Церкви, – но никто из них не улыбался. Уго не понимал значения этой улыбки. Семья шаг за шагом приближалась к месту, где нужно было сделать выбор. Идущая позади Аструга положила руки на плечи дочери. Дольса погладила ее ладонь, но взгляд ее был прикован к любимому лицу.
Уго